Меня, конечно, долго уговаривать не надо.
— Ну, тащи!
Он подхватил меня на руки. Легко. Как пушинку.
«Как хочешь, Машка, но ты действительно должна забеременеть, — внушала я себе. — И немедленно!»
Иначе мне — кранты!
Я уже и не знаю, что лучше — родить, наконец, Безуглову этого ребенка или задушить себя вместе с плодом. Как мне плохо! Никогда в жизни мне не было так плохо! Больше полугода — головокружение, печень, почки, сердце, давление… Я не доживу оставшиеся два с половиной месяца, я не могу больше! Когда Рудиком была беременна, даже не заметила, как время пролетело, а эта девочка в моем чреве, она, похоже, ненавидит меня. А я ненавижу ее.
Господи, я знаю — это наказание мне, я каюсь, я грешна тяжким грехом. Вот и хожу вся желтая, волосы тусклые. А Сережа как будто не замечает. Носится вокруг меня, в глаза заглядывает, целует, за руку водит.
Вот оно, счастье-то, только ощутить полной мерой не могу. Он, когда узнал, что не мальчик у нас будет, а девочка, почему-то еще больше обрадовался. Правильно говорят: мужики мечтают о сыновьях, а любят дочечек.
Мы ехали из конторы домой. Сережа за рулем, осторожно едет, чтобы меня лишний раз не потревожить.
— Зайка, ты что-то у меня совсем бледненькая сегодня. Не стоит тебе больше на работу выезжать. Девчонки у нас толковые, дело знают. Да и я вполне смогу проконтролировать все.
— Дома мне хуже одной, — соврала я. Ну не признаваться же, что боюсь отпустить его от себя.
— Зря ты, но тебя не переубедишь. — Он взял мою руку и поцеловал в ладонь возле большого пальца.
Господи, он всегда знает, куда надо целовать. Мужчина. Только бы тебе родить, привести себя в порядок и наслаждаться всем этим.
— Давай заедем купить тебе чего-нибудь вкусненького, — предложил он. — Чего хочешь?
«Умереть», — хотелось ответить мне.
— Ничего, Сереж, не хочу.
— Мож, кисленького или солененького? Помнишь, как ты на третьем месяце зеленые квашеные помидоры лопала?
Он радовался, а у меня в душе все перевернулось — бр-р-р! Я, звезда Владивостока, вечно красивая и молодая, одетая в самых крутых бутиках, в брильянтах не меньше каратника… А хирургам лицевым сколько отдано! — две квартиры и джип впридачу! Так вот я и правда лопала эти самые зеленые, пахнущие бочкой, квашеные помидоры килограммами. Целый месяц. Потом и от них затошнило.
— Ну, послушай себя, — не отставал Безуглов. — Сок, пироженку, кислого вина, сухого шампанского?
— Соленой капусты с луком, растительным маслом и рассолом, — вдруг определилась я. — И хлебать ложкой.
— Машка, да ты у меня кержачных кровей! Небось предки где-нибудь в Тайшете свинок с коровками держали, курочек с петухами, а на Пасху самогон потребляли уважительно.
— Фу!
— Чего «фу»? Это ж самая кровь оттуда здоровая. Гордиться надо!
Гордиться не хотелось. Мы свернули на небольшой крытый рынок, который славился тем, что там торговали настоящие крестьяне настоящими экологически чистыми продуктами.
Безуглов продолжал безудержно веселиться и, зайдя в полупустой к вечеру ангар, зычно гаркнул:
— Братья крестьяне, капуста с рассолом самая вкусная у кого? Жена у меня на сносях, больно требует!
Убила бы! Но крестьяне зашевелились, подхватили шутку, стали предлагать наперебой. Безуглов вдумчиво шагал вдоль прилавков, пробовал, чмокал, критиковал. Я тоскливо плелась следом, понимая, что капустки уже не хочу. Ни с луком, ни с маслом. Вообще не хочу. Может, рассолу только. Попросить? Люди добрые, может, и нальют.
— Серега!!!
Это был не крик. Это был рев. Зов. И вот тут я очень ясно осознала — все. Случилось самое страшное на свете. Не Вики мне надо было бояться, а вот этого случайного рева. Совершенно случайного.
— Серега!!!
Зов повторился, я приклеилась к кафельному полу и еще сильнее захотела умереть. Я не знала, что будет дальше, но не сомневалась — это конец. Мой.
К нам подскочил молодой крепкий парень, румяный румянцем человека, нюхавшего выхлопные газы лишь издалека, и по-медвежьи стиснул моего Сережу. Кто это? С этим же вопросом в глазах обернулся и Безуглов, когда выбрался из лап крепыша, но я пожала плечами. Я его не знала. Может, он обознался? Но надежды развеялись в ту же секунду:
— Не, ну Безуглов, ты зазнался совсем, что ли? Или я так растолстел? Это же я, Борис!
— Борис? — растерянно протянул Сергей и снова обернулся ко мне за поддержкой.
Я ничем не могла помочь. Ни ему, ни себе.
— Борис, конечно! Борька! Помнишь, в Серышеве соседи твои, я и жена моя?
Сергей как-то внимательно вгляделся в этого Борьку:
— Серышев?
А тот продолжал тарахтеть:
— Ну Серышев, Серышев! Теть-Женин дом тебе достался. Потом мы попродавались. Сначала ты, а потом и мы. Слушай, нам столько денег отвалили! Мы теперь в Подмосковье домик купили, столичные штучки стали. Как там Джим, кстати? Сереж, да что с тобой?
А с Сережей и правда неладное творилось. Он как будто заморозился и смотрел на пария не мигая. Вот и все. Не Вику мне бояться надо было, а вот такого случайного Борьку. Нелепо как! А тот не унимался:
— Сережа! Ты чего?
— Борис, — тихо-тихо сказал Безуглов и еще раз, как будто пробуя на вкус: — Борис. А жену у тебя Анька зовут. Джим — моя собака, а вы утопить еще хотели. Баня у вас была.
— Ну да. — Борис как-то растерялся. — Я и здесь первым делом баньку справил. Поехали, Сереж, попаримся! Анька-то моя тоже беременная. — Он подмигнул мне. — Поехали! Ох, Анька обрадуется! Мы тебя часто вспоминаем, Анька даже звонила тебе пару раз, да сказали — уехал. Ну надо же — встретились! Поехали! У меня клюква в морозильнике в заначке есть. Под водочку. Помнишь, ты всегда говорил…
— Клюква — первый фрукт.
— Точно!
Все, конец! Он все вспомнил. Даже поговорки свои дурацкие.
Безуглов перевел взгляд на меня, и стало тихо. Мне показалось, что это длилось век. Бездонные зеленые-зеленые глаза с черным ободком. И больше ничего вокруг. А потом сказал медленно-медленно:
— И сын у меня уже есть. Гришка.
Больше всего на свете мне хотелось потерять сознание, но оно не терялось, а в затылке стало холодно.
— Серега, — опасливо подал голос Борис, и тот вдруг очнулся:
— Все в порядке, Боря. Поедем в баньку твою париться. Собирай манатки! — весело так сказал. И так же весело ко мне обернулся: — Машунь, пойдем, я тебя на такси провожу, а сам уже с Борькой, лады? Он меня так в свое время поддержал! Да и вообще! Надо же, встретились!
Я совсем растерялась и дала проводить себя на улицу. Говорить я не могла. По пути Безуглов не забыл прикупить мне капусту с рассолом. Он поймал такси, очень бережно усадил меня, поцеловал в лоб и снова посмотрел долгим взглядом:
