Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Викарий захлопнул книгу, поставил ее на полку и несколько минут молчал. Потом он тряхнул головой, посмотрел на меня и сказал:
– Пора идти.
Настал вечер, но на улицах было довольно светло. Свет давали стеклянные лампы, установленные на металлических столбах. И я видел не только дорогу, но и лица прохожих. Отец Харингтон объяснил, что освещение дает некая субстанция, называемая «газом» – нечто вроде горючего воздуха. Каждый вечер группа людей проходит по улицам города с лестницами и огнем и зажигает каждый фонарь. Прошли те времена, когда я брел по улице под дождем в полной темноте.
В доме отца Харингтона царило мрачное настроение. За ужином мать почти не разговаривала с викарием, ограничиваясь короткими просьбами.
– Будь любезен, передай мне ветчину и хлеб, Эдвард.
Казалось, Джорджиана уже сожалеет о том, что так резко выступила против матери. Но признавать свою неправоту она не собиралась и всеми силами пыталась разговорить матушку. Впрочем, все ее усилия остались тщетными.
После ужина мы с отцом Харингтоном и его сестрой отправились в театр. Здание театра тоже было освещено газом – и снаружи, и внутри. Мы оставили свою одежду у смотрителя гардероба – точно так же, как прежде те, кто приходил в поместье, оставляли свои мечи у привратника. Вслед за отцом Харингтоном по красивой лестнице я поднялся на наши места на галерею. Сцена была закрыта большими занавесями. Вокруг слышался гул возбужденных разговоров. А потом свет в зале погас, а занавеси раскрылись.
Перед нами открылся некий помост. Доктор Фауст сидел в большой библиотеке, подобной тем, что я уже видел. Из темноты выступила фигура и подала ему том трудов Аристотеля. Другая фигура протянула книгу по медицине, третья – по юриспруденции. Доктор отбросил их прочь, отказавшись от наук ради Библии.
– В конце концов, не лучше ль богословье? – произнес Фауст, но потом, терзаемый внутренними сомнениями, провозгласил: – Возмездие за грех есть смерть. Как строго!.. Коль говорим, что нет на нас греха, мы лжем себе и истины в нас нет.
Я замер. Я чувствовал, что подошел к ответу на вопрос, что есть грех и почему все мы должны творить добро. Доктор Фауст продолжал:
– Зачем же нам грешить, а после гибнуть? Да, гибелью должны мы гибнуть вечной. Ученье хоть куда! Che sera sera – что быть должно, то будет!
И в этот момент я вновь услышал голос мастера Лея: «То, к чему ты стремишься, придет само собой. Ты не сможешь заставить это случиться». Я чувствовал, что сам оказался на сцене, где разворачивается драма моей греховности.
Доктор Фауст беседовал с двумя ангелами – добра и зла. Несмотря на предостережения ангела добра, он ночью отправился в уединенную рощу. И здесь, опираясь на труды Роджера Бэкона и Альберта, он произнес заклинание на латыни, вызвал дьявола, Мефистофеля, и подчинил его себе. Когда Фауст беседовал с Мефистофелем, свет вокруг них почти погас – на сцене воцарилась волшебная атмосфера. Я вспомнил ночь на пустоши и таинственный отблеск на камнях за каменным кругом. Я похолодел. Меня била дрожь – я предчувствовал открытие истинных тайн и глубоких истин.
Вперед выступил Мефистофель в облике монаха-францисканца:
– Я лишь слуга смиренный Люцифера и не могу прислуживать тебе, пока на то приказа нет владыки…
– Был ангелом когда-то Люцифер?
– Да, ангелом – любимейшим у Бога…
– А почему стал ныне князем Тьмы?
– Тому виной предерзость и гордыня – за них его низвергнул Бог с небес.
– Присуждены к чему вы?
– К аду – вечно.
– Так как же ты из ада отлучился?
– Мой ад везде, и я навеки в нем. Ты думаешь, что тот, что видел Бога, кто радости небесные вкушал, не мучится в десятке тысяч адов, лишась навек небесного блаженства?
Я не смог сдержать вскрика. Может быть, это место и есть ад? А все эти люди вокруг меня – уже в аду? Может быть, все они, с их роскошными гостиными, вилками и фортепиано, банями и картинами, находятся в преддверии ада – все эти сокровища вечности дарованы им лишь для того, чтобы быть навек утраченными?
Джорджиана толкнула меня в бок.
– Джон, ведите себя тише. И откиньтесь назад: тем, кто сидит сзади, не видно сцены.
Затем мы снова увидели Фауста в его библиотеке.
– И вот теперь ты проклят безвозвратно, и не спастись от этого ничем…
Появившийся Мефистофель сообщил Фаусту, что Люцифер предложил ему соглашение: двадцать четыре года Фауст будет иметь все, что захочет: деньги, власть, знания, магию. Но по истечении этого срока за его душой придет Люцифер, и Фауст будет проклят навеки. Фауст должен подписать бумагу кровью, и соглашение будет заключено.
Как только Фауст пронзил свою руку и подписал бумагу, на сцене началось настоящее безумие. Появились огромные черные дьяволы во главе с самим Люцифером.
– Христос тебе помочь уже не может, – произнес Люцифер. – Он справедлив. Души твоей не нужно уж никому – лишь мне она нужна.
«Что же будет со мной? – думал я. – Неужели я нагрешил так много, что Христос не сможет спасти меня? Боже! А Уильям?» Фауст пожелал, чтобы страсть его удовлетворила Елена Прекрасная. Он целовал ее – и тут ему вновь явились Люцифер, Мефистофель и Вельзевул, чтобы забрать его душу в ад.
Такова моя судьба и судьба Уильяма. Такой ее назначила нам некая неизвестная ужасная сила, и это было записано в древней книге много веков назад. Я видел, как на сцене появился ангел зла, но слышал тот голос, что говорил со мной на крыше собора, в Скорхилле и в подвале работного дома. Голос моей судьбы обращался ко мне, словно я и был Фаустом:
– Пусть с ужасом глаза твои глядят в застенок этот, вечный и огромный. Там фурии на вилах раскаленных подкидывают души осужденных. Тела их вечно жарятся на углях, не умирая никогда…
– Я увидал довольно, чтоб страдать! – громко вскрикнул я.
Ангел зла поднял глаза на галерею и произнес, указывая на меня:
– Нет, должен ты изведать все мученья! Тот должен пасть, кто любит наслаждения! Тебя я покидаю, Фауст. Вскоре в ад полетишь в отчаянье и горе.
Неожиданно наступила тишина.
– Джон, – прошептал отец Харингтон, – вам нехорошо? Вам нужно выйти?
Я весь дрожал. Я хотел сказать, что мне действительно нужно уйти, но, прежде чем я открыл рот, со мной заговорила моя совесть. Совесть обращалась ко мне со сцены:
– Один лишь час тебе осталось жизни. Он истечет – и будешь ввергнут в ад!
Часы пробили одиннадцать раз.
– Что делать мне? – воскликнул я. – Как мне спастись?
Зрители стали шикать на меня. Но тут Фауст вновь заговорил голосом моей совести:
– Ах, полчаса прошло… Вмиг минет час… Пусть тысячу в аду томлюсь я лет, сто тысяч лет, но, наконец, спасусь!.. Но нет конца мученьям грешных душ!
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
