Анекдот на полях:
Ельцин на роскошном приеме в Америке спрашивает Клинтона: «На какие деньги гуляем?»
– «А вон там видишь мост?» – «Вижу».
– «Построили, за проезд берем плату».
Через год Клинтона с еще большим шиком принимает Ельцин.
«На какие деньги гуляем?» – «А вон видишь мост?»
– «Не вижу» – «Вот на эти деньги и гуляем!»
Я не политик и никогда не мечтал им быть. С точки зрения ученого и космонавта, политика – дело грязное. Не занимал руководящих постов ни в комсомоле, ни в партии. Но так случилось, что невольно именно я сыграл не последнюю роль в судьбе первого президента России. Это был поворотный момент для карьеры Ельцина. Об этом он сам написал «по горячим следам» в книжке «Исповедь на заданную тему». Я изложу то, что видел своими глазами, в чем участвовал.
После третьего полета я оставался рядовым членом КПСС, каковых в нашей стране насчитывалось около двадцати миллионов. Не депутатствовал. Ни в коей мере не собирался участвовать в политической жизни. И вот сижу я у себя на работе, в Академии наук, продолжаю исследования, которые в космосе делал. А шел 1988-й год, первые в истории всенародные демократические выборы народных депутатов.
Раздался звонок: «Георгий Михайлович! Мы из физико-химического института! Хотим выдвинуть вас в Верховный Совет. У нас есть несколько кандидатур. Приезжайте к нам, пожалуйста, и изложите свои взгляды на положение дел в стране». Мне бы, дураку, сказать, что я не хочу. Но я это воспринял как некий вызов. Такая уж у меня привычка – не бежать от вызова, а идти навстречу. Потом – еще звонок, из другого института.
Кое-какие мысли о ситуации в стране у меня были. Их я излагал на собраниях, где меня выдвигали кандидатом в депутаты. Одно из соображений было очень простое, но нехарактерное для 1988-го года, когда бурлили перестроечные страсти. Я отвечал на типичный тогда вопрос: что важнее – экономика или политика? Тогда все были политизированы, увлекались гласностью, и бодро отвечали – политика. А я говорил – экономика, и это вызывало удивление. Но я доказывал свою точку зрения: экономика – она производит, преумножает, а политика делит и отнимает. Если экономика ничего не произведет, политикам будет просто нечего делить.
И еще у меня была проекция событий в странах народной демократии на Россию, потому что у них – в Польше, в Венгрии, в Чехословакии – ситуация развивалась с опережением на несколько лет. Проанализировав положение дел в Восточной Европе, легче было понять, что в реальности происходит у нас. Из этого я исходил на тех собраниях. В конце концов, меня выдвинули пять или шесть организаций. И я уже тогда думал: куда я лезу? Честно спросил себя: ты хочешь заниматься политикой? Нет. Значит, надо уходить, кому-то передать свои голоса.
В одном случае я даже уступил место кандидату-инвалиду, потому что узнал: КПСС на выборах имеет априори сто голосов, комсомол – пятьдесят, филателисты – одиннадцать, общество инвалидов – ни одного. А инвалидов у нас в стране – несколько миллионов человек. Кто-то должен представлять на съезде их интересы?
В колонном зале Дома Союзов из одиннадцати кандидатов собрание должно было отобрать двоих. Говорят, что власти предполагали выдвижение такой пары: директор крупнейшего московского предприятия ЗИЛ Евгений Браков и космонавт Георгий Гречко. Я об этих закулисных планах ничего не знал. Мог только предполагать, что Кремль боится Ельцина.
В своих мемуарах Ельцин написал:
«Перед началом собрания ко мне подошел космонавт Георгий Гречко и сказал, что хочет снять свою кандидатуру, поскольку считает, что будет правильным, если меня выдвинут кандидатом в депутаты и, вообще, сражаться со мной он не хочет. Я говорю: „Нет, подумайте…“ Он ответил: „Я твердо решил“. Ну и тогда я попросил его, чтобы он взял самоотвод перед самым началом голосования. Гречко все прекрасно изобразил. Вообще, я понял: в нем прекрасный актер умер. Во время всего собрания он переживал, нервничал, всем своим видом показывал, как его волнует реакция выборщиков, ответы, вопросы, борьба за регламент и т. д. И вот, наконец, перед самым голосованием каждому дается минута, так сказать, последнее слово. Дошла очередь до Гречко. И тут он спокойно подходит к трибуне и произносит: „Прошу снять мою кандидатуру“. Это был, конечно, мощнейший удар по организаторам. У всех, кого проинструктировали голосовать за Бракова и Гречко, как бы появился свободный выбор, теперь можно было отдать свой голос за меня почти с чистой совестью, если будет тайное голосование, а его удалось пробить».
Эти воспоминания Ельцина были опубликованы. На самом деле, все было немного иначе. Я не имитировал борьбу, а боролся. Я должен был уйти не как побитая собака. Чтобы не подумали: а, увидел противников и струсил. Надо было бороться, набрать максимум голосов, и только после этого уйти победителем. Мне нужно было завоевать зал и уйти с высоко поднятой головой. Поэтому я не имитировал волнение, а действительно волновался.
