Где теперь они нанесут удар? Вашингтон опять блуждал в потемках. Сам он больше всего опасался атаки с тыла, от Королевского моста. Убедив себя, что так, скорее всего, и поступит Хоу, он начал стягивать туда войска. Генерал Хит полагал, что неприятель может высадиться у реки Гарлем: ее устье — горлышко бутылки, которую представляет собой Манхэттен. Но точных разведданных не было.
Пятого сентября оправившийся от болезни Натанаэль Грин явился к генералу и принялся горячо убеждать его, что надо срочно уходить из Нью-Йорка, а город сжечь. Если этого не сделать, неприятель получит здесь превосходные зимние квартиры, верфи, рынок для удовлетворения всех своих нужд.
Два дня спустя Вашингтон собрал у себя, в доме Мортье, военный совет, чтобы решить, как быть. Уходить, оставив после себя золу и пепел, в один голос твердили Грин, Рид и Патнэм. Но тут подоспело письмо от Хэнкока: Конгресс полагает, что в случае отступления Нью-Йорк разрушать нельзя. Если даже его захватит враг, мы его потом отобьем.
Вашингтон снова пребывал в замешательстве. С одной стороны, оставить город, в организацию обороны которого было вложено столько труда, — значит подорвать боевой дух солдат. С другой стороны, он не может поручиться, что и без того деморализованные войска вообще захотят сражаться.
Девятого сентября после жарких споров Конгресс всё-таки решил отправить к лорду Хоу депутацию из трех человек: Бенджамина Франклина, Джона Адамса и Эдварда Ратледжа. На следующий день передовые британские отряды переправились с Лонг-Айленда на остров Монтрезор в устье Гарлема. Надо было что-то решать. Пока лорд Хоу убеждал депутацию Конгресса отказаться от этой несчастной независимости ради прекращения кровопролития, Вашингтон вновь собрал военный совет, который принял решение: город оставить. Основные силы как можно быстрее выдвигаются к Королевскому мосту, а четыре тысячи солдат под командованием генерала Патнэма их прикрывают. Первым делом надо эвакуировать больных, вывести пушки и тонны провианта, для чего реквизировать все повозки и всех лошадей.
Если бы англичане подождали пару дней, они вступили бы без боя в пустой город. Но братья Хоу назначили на 15 сентября высадку десанта в бухте Кипс-Бей, поручив операцию Генри Клинтону, возражавшему против этого плана до последней минуты.
В окопах у Кипс-Бей оставались полторы тысячи солдат из Коннектикута под командованием полковника Уильяма Дугласа, судового мастера из Нью-Хейвена. Больше трети были больны, только половина — боеспособны, все не спали ночь и не ели уже сутки. В предрассветных сумерках откуда ни возьмись у самого берега выросли пять громадин — английских фрегатов, казавшихся вблизи гораздо страшнее, чем издали. С противоположной стороны Манхэттена донесся отдаленный гром пушек: воспользовавшись благоприятным ветром и приливом, другие британские корабли вошли в Гудзон.
Рассвело. День обещал быть жарким. С пяти фрегатов, застывших в Кипс-Бей, спускали плоскодонки. Они покрыли собой всю водную гладь, и когда в них ровными рядами разместились солдаты в красных мундирах, бухта стала напоминать собой клеверный луг. Около десяти часов первая волна — около восьмидесяти лодок — вошла в реку. Солдаты стояли в них плотно, плечом к плечу.
Британцы и гессенцы вовсе не были закаленными в боях ветеранами. Большинству из них едва перевалило за 20 лет, они еще никогда не участвовали в боях, и им тоже было страшно отправляться в неизвестность. Но это были вышколенные, хорошо обученные солдаты, каждый из которых знал, что ему делать; к тому же они были сытые, здоровые и отдохнувшие. Чтобы преодолеть страх, гессенцы громко пели церковные гимны, а англичане ругались на чем свет стоит.
Лодки тихо скользили по воде, и вдруг пять фрегатов разом открыли огонь. Залп следовал за залпом, пушки не умолкали ни на минуту, 80 жерл плевались огнем. Весь берег окутался дымом. Американские солдаты забились в щели, как тараканы. Так продолжалось почти час. Когда же пушки смолкли, из дыма вышла первая шеренга в красных мундирах. К тому времени американцы уже улепетывали со всех ног.
Вашингтон находился на командном посту у Гарлемских высот. Услышав стрельбу и завидев дым у Кипс-Бей, он мгновенно вскочил на коня и галопом помчался туда по почтовой дороге. В миле от берега ему попались первые беглецы, пробиравшиеся по кукурузному полю ему навстречу. Так и есть! Они не желают сражаться! В ярости генерал направил коня прямо на бегущих людей, пытаясь их остановить. Он уже совершенно не владел собой и изрыгал страшные ругательства, размахивая шпагой. «Укрыться за стенами! Удерживать поле!» — кричал Вашингтон, но его никто не слушал. Он сорвал с себя шляпу и в сердцах швырнул ее наземь: «И это люди, с которыми я должен защищать Америку?»
Вдали показался передовой отряд гессенцев, и беглецы прибавили ходу. Офицеры тоже бежали; Вашингтон бил их хлыстом. Несколько солдат остановились и выстрелили во врага, убив и ранив несколько человек. Другие замерли с поднятыми руками; гессенцы их пристрелили или закололи штыками.
Прибыло подкрепление — около двух тысяч солдат генералов Сэмюэла Парсонса и Джона Феллоуса, но при виде бегущих в панике людей они тоже побежали, бросая мушкеты, пороховые рожки, фляги, заплечные мешки, шляпы, куртки — и это при виде всего сотни неприятельских солдат!
Вашингтон был взбешен, унижен, раздавлен. Он оставался в виду врага, возможно, ища смерти. С большим трудом два адъютанта заставили его уехать со злополучного поля, и то лишь тогда, когда им удалось схватить поводья его коня.
А британцы продолжали высадку. После полудня на берег сошли еще девять тысяч солдат. Пронесся слух о том, что мятежники оставили Нью-Йорк; одна британская бригада скорым шагом выступила на юг и заняла город.
Их встречали с распростертыми объятиями, некоторых солдат жители несли по улицам на своих плечах. В старом форте Георга одна женщина спустила флаг Континентальной армии и растоптала его; над фортом взвился «Юнион Джек».
Генри Нокс успел сбежать в последнюю минуту, реквизировав лодку на Гудзоне. Израэль Патнэм со своими людьми форсированным маршем выступил по почтовой дороге, и, если бы не молодой лейтенант Аарон Бэрр, убедивший Патнэма свернуть на север по проселку, они пришли бы прямо в лапы к врагу. Уже стемнело, когда они, изнемогая от усталости, добрались до основного лагеря в Гарлеме. Их появление было встречено криками радости. Чуть позже таким же образом приветствовали Нокса, а главнокомандующий даже обнял его.
В Гарлеме Вашингтон расположился в особняке уехавшего лоялиста — полковника Роджера Морриса, с которым когда-то вместе служил во время Франко-индейской войны. Дом стоял в миле к югу от форта Вашингтона, в самой высокой точке Манхэттена. С балкона было видно Гудзон, долину реки Гарлем, старую голландскую деревушку с тем же названием и узкий канал Хелл-Гейт. В погожие дни можно было даже разглядеть далекие шпили Нью-Йорка и холмы острова Статен, располагавшиеся в 20 милях.
Как обычно, главнокомандующий встал до зари, написал несколько писем. И тут ему сообщили о вражеском наступлении. Вашингтон послал Рида на разведку.
Он ожидал атаки. Только что он доложил в письме Хэнкоку, что отправил несколько разведывательных отрядов для сбора сведений о диспозиции неприятеля. Самые боеспособные его солдаты, сотня рейнджеров из Коннектикута, под руководством лучших офицеров еще затемно ушли на задание. А на рассвете они напоролись на выходивших из леса британцев.
