А в это время телефон Звонил не умолкая. Фашист услышал этот звон, И, трубку взяв, промолвил он: «У телефона Мейерсон, По имени Исайя.
Да, да, Исайя Мейерсон, Да, Мейерсон Исайя!» Что было дальше? Грянул гром — Гроза в начале мая. От сотрясенья рухнул дом, И был фашист раздавлен в нем По имени Исайя.
Этот стихотворный фельетон, напоминающий фельетоны Маршака 1910-х годов, когда он работал корреспондентом, так же как и стихи, посвященные открытию второго фронта, при жизни Маршака опубликован не был. Вряд ли по воле автора.
По соседству с Маршаком жили Кукрыниксы — Михаил Васильевич Куприянов, Порфирий Никитич Крылов, Николай Александрович Соколов. Я встречался с ними не только в доме Самуила Яковлевича на Чкаловской, но и в их мастерской на улице Горького.
Там я услышал рассказ художника Николая Соколова. Однажды редактор «Правды» заказал Маршаку стихи «срочно в номер», добавив при этом, что он согласен даже на короткое стихотворение. На что Самуил Яковлевич ответил со свойственными ему прямотой и юмором:
— Неужели вы думаете, что маленькие часы можно изготовить проще и быстрее, чем большие.
На этом разговор был закончен.
Из воспоминаний Николая Соколова о Маршаке: «В один из первых дней войны к нам в квартиру, где мы жили с Крыловым, пришел Маршак и, очень волнуясь, стал говорить о том, как хорошо было бы в эти дни объединить стих и рисунок. И на следующий день мы сидели за раздвинутым столом уже не трое, а четверо. Большие листы бумаги, баночки с гуашью, тушью, кистями, фотографии Гитлера, Геббельса, Геринга. Шуршат карандаши, что-то бормочет Маршак. На полу сохнет только что сделанный плакат „Окно ТАСС“, на стене висят отпечатанные плакаты рядом с мирными этюдами К. Коровина, В. Поленова, И. Левитана и хозяина комнаты — П. Крылова. С разных сторон стола сидим мы трое и Маршак. Все трудятся. Один рисует шарж на Гитлера. Двое бьются над черновиками для карикатуры в „Правду“. Рисунок и стихи должны быть сегодня сданы в редакцию.
Самуил Яковлевич смотрит рисунок. Ему нравится, но боится, не пропали бы тонкость и острота линий при выполнении тушью. Мы взаимно волнуемся — он за рисунок, мы за стихи. В карикатурах Маршаку нравятся обыгрывания бытовых мелочей. Мы замечаем: чем короче стихи, тем сильнее, злее они получаются. Их труднее писать.
Днем фашист сказал крестьянам: — Шапку с головы долой!
Ночью отдал партизанам Каску вместе с головой…
…Однажды, когда Кукры уехали на несколько дней в Казань, чтобы отвезти вещи эвакуированным семьям, мне вечером во время воздушной тревоги пришлось дежурить на крыше. Маршак, узнав, что товарищи уехали, а я должен дежурить, ни за что не хотел пускать меня. Стучал палкой, кричал на милиционера, на управдома, и никакие уговоры на него не действовали. А когда увидел, что я вошел в лифт, решил пойти со мной.
