— Простите, — сказал он. — Я слишком любопытен. Забудьте о моем вопросе.
Он вернулся к портрету, но через некоторое время сказал:
— Нет, сегодня не получается. Больше не могу работать. Давайте прогуляемся, и я еще покажу вам Латинский квартал. Я уверен, что вы не все видели.
Я все поняла. Мое настроение изменилось. Казалось, Родерик здесь, рядом со мной. От моей безмятежности не осталось и следа.
Когда мы вышли из дома, и я окунулась в атмосферу этих улиц, мое настроение немного улучшилось. В воздухе стоял запах свежеиспеченного хлеба, а из какого-то окна доносились звуки концертино.
Мы заглянули в церковь Святых Мучеников, прошлись по узеньким улочкам с лавками, торгующими четками и образами святых.
— Мы называем это Сан-Сюльписьер, — сказал он мне.
Он показал мне дом, в котором умер Расин. Потом повел меня на Плас Фюрстенбург, где находилась студия Делакруа.
— Он умер совсем недавно. Но его студия уже стала местом паломничества. Как вы думаете, может быть когда-нибудь люди придут в мою студию и скажут: «Жерар де Каррон жил и творил здесь».
— Я уверена, что она станет национальной святыней, если вы поставите перед собой такую цель.
— Значит, вы полагаете, что в нашей власти делать в жизни то, что мы хотим?
— Мы должны учитывать обстоятельства. Кто может знать, что случится с нами завтра? Но я твердо верю, что в нашей власти преодолеть превратности судьбы.
— Я рад, что вы так считаете. Это прекрасный принцип, но не всегда легко ему следовать.
Мы подошли к кафе с яркими тентами, под которыми были расставлены столики.
— Не хотите ли чашечку кофе? — предложил он. — Даже если и нет, здесь приятно посидеть. Когда я наблюдаю за идущими мимо людьми, это на меня действует успокаивающе.
Мы сидели за столиком, пили кофе и наблюдали за прохожими. Жерар развлекал себя и меня, фантазируя о каждом из них.
Прошел, с трудом волоча ноги, старик с палкой.
— Он прожил веселую жизнь, — говорил Жерар. — И теперь, на склоне лет, размышляет, зачем все это было нужно. А вот матрона с хозяйственной сумкой, полной всякой снеди. Она горда тем, что сумела выторговать несколько су у мясника, в булочной и в свечной лавке. Ей и невдомек, что, зная ее привычки, они заранее подняли цену перед ее приходом.
Держась за руки и хихикая, прошли две молодые девушки.
— Мечтают о своих будущих возлюбленных, — заметил Жерар, — а вот и влюбленные. Ни одна парижская улица не обходится без них. Они не замечают никого вокруг кроме друг друга. Вот девочка с гувернанткой, мечтает о грядущей свободе, когда гувернантки ей уже будут не нужны. Гувернантка знает, что это время не за горами, и ее сердце сжимается от смутных опасений. Где она найдет себе другое место?
— Теперь я понимаю, что вы имели в виду, говоря об изучении своих персонажей. Вам хотелось бы написать этих людей?
— В большинстве случае — да. Хотя некоторые слишком открыто показывают, что у них за душой. Я ищу таких, в ком есть чуть-чуть таинственности.
Мы купили немного паштета и взяли его с собой в студию. Жерар извлек откуда-то бутылку белого вина, мы сели на кушетку и выпили его под бутерброды с паштетом.
— Я вижу, вы начинаете входить во вкус того, что называют жизнью богемы.
— Возможно, я была рождена для нее.
— Может быть, это и так. Поэтому вы так легко к ней привыкли. Моя мама слегка шокирована моим образом жизни. Она не может понять, почему я не возвращаюсь в Мезон Гриз и не живу, по ее выражению, «жизнью сельского господина».
— Это ни в малейшей степени вам не подходит.
После недолгого молчания он сказал:
— Ну вот, вы уже не такая грустная.
— Это вы подняли мне настроение.
— Значит, наша маленькая увеселительная прогулка пошла вам на пользу?
— Да. И теперь я могу рассказать вам правду.
— Мне бы, конечно, хотелось ее узнать.
— Дело было так. Ваш дядя Робер и один человек по имени Чарли были двумя самыми близкими друзьями мамы. Ее всегда окружали люди. Они приходили и уходили. Но трое всегда были рядом: Робер, Чарли и ее менеджер Долли. Когда мама умерла, Чарли настоял, чтобы я поехала с ним в его имение. У него есть сын, Родерик. Мы с ним познакомились еще до смерти мамы. Она не знала о наших встречах. Мы не делали из них секрета, но просто не упоминали об этом. Чарли дал маме обещание, что в случае необходимости он позаботится обо мне, поэтому он отвез меня к себе. Родерик и я полюбили друг друга. Мы собирались пожениться. Узнав об этом, Чарли сказал, что я его дочь, и значит, мы с Родериком брат и сестра.
Он смотрел на меня с изумлением и ужасом.
— И на этом все кончилось? — произнес он. Я кивнула.
— Вот почему мне грустно. Пережив смерть мамы, я хотела начать жить снова. Я знаю, я бы смогла… вместе с Родериком. Понимаете, мы с мамой были очень близки. Мы никогда не разлучались. Я не могла представить себе, как буду жить без нее, и когда появился Родерик, мне показалось, я могу попытаться.
Он придвинулся ближе и положил руку мне на плечо.
— Бедная моя, бедная Ноэль. Как ты страдала!
— Мы говорили о том, что вынуждены принимать удары судьбы, но мы должны находить в себе силы, чтобы противостоять этим ударам, если только этих сил хватит.
— Ты права. Мы должны поступать так. И у нас хватит сил.
— Я не хотела никому говорить об этом.
— Но ты правильно поступила, рассказав об этом мне. Я могу тебя понять. Ведь я сам потерял жену.
Внезапно он встал и отошел к окну. Потом повернулся ко мне и сказал:
— Освещение все еще хорошее. Пожалуй, я мог бы еще немного поработать. За то, что пробездельничал все утро.
Пришел день, когда портрет был закончен. Мне было грустно думать, что время работы над ним уже позади. Не будет больше ни сеансов, ни откровенных разговоров, ни поводов ходить в студию каждый день. Несомненно, все это пробудило во мне желание жить.
Я внимательно рассматривала портрет, в то время как Жерар с некоторой опаской наблюдал за мной.
Я сразу поняла, что портрет хороший. Он не поражал такой яркой женской красотой, как портрет Марианны, но в нем было что-то запоминающееся. Бросалось в глаза не только внешнее сходство, но и нечто большее. Это было лицо молодой девушки, наивной и неискушенной, но в ее глазах читалось какое-то тайное страдание.
— Очень талантливая работа, — сказала я.
— Но тебе самой он нравится?
— По-моему, он слишком выдает меня.
— Выдает что-то, чего бы ты не хотела показывать?
— Возможно.
