– Мне надо, чтобы ты был рядом, больше ничего. Свидание закончилось очень быстро. Я понимала, его положение изменилось, он больше не принадлежал самому себе, как прежде.
Мы расстались с трудом. Максимилиан пообещал, если сможет, приехать в Клоксбург той же ночью. На всякий случай фрау Грабен должна была еще раз приехать со мной в герцогский замок, хотя слишком частые визиты могли вызвать ненужные толки и ложные выводы у окружающих. Максимилиан хотел открыто объявить меня своей женой, ничто иное его не устраивало.
Я разделяла его желание, но, понимая сложность ситуации, считала необходимым проявлять всемерную осторожность.
Фрау Грабен с нетерпением ждала моего возвращения, и сержант Франк провел нас к коляске.
– Передай супруге, я очень рада, что у нее все в порядке. У меня для нее припасена бутылочка ликера, и я прослежу, чтобы ее доставили вам в ближайшее время.
Сержант Франк поблагодарил фрау Грабен, мы сели в коляску, и ее колеса загрохотали по каменистому спуску в город и далее по дороге в Клоксбург.
В церкви шло торжественное прощание с покойным герцогом. Я взяла детей в город, чтобы они увидели это. Постамент был задрапирован черным бархатом с вышитым золотом герцогским гербом. У гроба горели свечи, и вся церковь благоухала запахом цветов.
Люди медленно проходили мимо гроба.
Дети были подобающе серьезны, и мне показалось облегченно вздохнули, когда мы вышли на площадь, освещенную солнцем.
– Да, впечатляющее зрелище! – раздавались кругом голоса.
– Бедняга Карл, он долго мучился.
– Принцу придется остепениться, став герцогом.
– Он и так слишком серьезный. Пусть погуляет, пока молодой.
– Вы все ему прощаете, женщины! Ему теперь придется угомониться. Если грянет война...
Мое сердце сжалось от страха при этой мысли. Ему придется отправиться на войну во главе армии. Я содрогнулась, я не вынесу, если потеряю его на войне.
Дети быстро пришли в себя после мрака и уныния в церкви.
– Давайте походам по магазинам, – предложил Дагоберт.
– А сейчас в Англии не подарочное время? – спросила Лизель.
Я ответила, что дни рождения и рождественские праздники – самое время для подарков. И потом еще на Пасху дарят пасхальные яйца.
– Но сейчас не Пасха, – сказал Фриц.
Я предложила купить им всем по шляпе безопасности.
– Как насчет такого подарка?
– Такая волшебная шляпа была только одна, – печально вздохнул Фриц. – И ее потерял Дагоберт.
– Я ее не терял. Явился тролль и снял ее с моей головы.
– В лесу нет никаких троллей, правда, мисс? – взмолился Фриц.
– Конечно, нет. Они исчезли много лет назад.
– Дагоберт просто потерял мою шляпу.
– Хочу волшебную шляпу, – заныла Лизель.
– Я куплю вам всем по шляпе, – сказала я. – И, возможно, они все окажутся волшебными.
Мы отправились в лавку и купили шляпы – даже малышке Лизель. Они нацепили на себя обновки и расхаживали по улицам, с гордым видом рассматривая себя в витринах лавок. Они хохотали и дурачились вовсю, пока я не напомнила им, что город в трауре по умершему герцогу.
– Этот траур ненастоящий, – сказал мне Дагоберт, – потому что есть новый герцог. Он – мой дядя чуть-чуть.
– Мой – тоже, – поддержал его Фриц.
– И мой, – заявила Лизель.
– Конечно, – прошептал Дагоберт, – герцогом должен был стать мой папа.
– Послушай, Дагоберт, – сказала я, – ведь это измена. Фриц забеспокоился, а Дагоберт, скорее, обрадовался обвинению в измене. Интересно, подумалось мне, где он подхватил мысль, что его отец должен стать герцогом.
По дороге к замку они уже играли в новую игру – траурную церемонию. Дагоберт вначале решил изображать покойного герцога в гробу, но счел эту роль очень скучной. Трауру он явно предпочитал игру в лесных разбойников.
Все утро звонили колокола. Из моей комнаты я видела приспущенные флаги на герцогском замке, флаг на нашем замке также приспустили.
Дети были возбуждены. Их, как и взрослых, охватило общее чувство торжественности момента. Мы с фрау Грабен обещали взять их в город посмотреть траурную процессию.
– Отправимся пораньше, – объявила фрау Грабен, – через несколько часов в городе не протолкнешься.
Мы договорились, что будем наблюдать за процессией из окон гостиницы, откуда в свое время следили за праздничной кавалькадой, отмечавшей возвращение Максимилиана из Берлина.
Мы все были одеты в черное, даже на лошади, запряженной в нашу коляску, была укреплена черная розетка.
Лизель попыталась запеть, когда коляска двинулась в путь, но встретила суровое осуждение Фрица.
– На похоронах не поют, – сказал он ей, и Дагоберт немедленно присоединился к брату.
Фрау Грабен каким-то образом превратила наш выезд почти в праздничное действо. Она не скрывала своего возбуждения, глаза ее так и сверкали, она с удивительным мастерством управляла повозкой.
Толпы людей уже заполняли верхний город, они становились на ступеньках лестницы, ведущей к фонтану в середине площади. Полоски черного крепа развевались в окнах, всюду виднелись полуспущенные траурные флаги.
– Подъедем как можно ближе к гостинице, – пообещала фрау Грабен, и я успокоилась, когда нам удалось добраться до места. Хозяин гостиницы поставил коляску и лошадь в конюшню, и мы уселись на прежние места возле окон.
Хозяин поднялся поболтать с нами, он с уважением относился к покойному герцогу Карлу и его преемнику, молодому герцогу Карлу-Максимилиану.
Времена нынче тревожные, – бормотал он. – Прошли старые добрые денечки. Будем надеяться на долгое мирное царствование молодого герцога, хотя, признаться, все говорит об обратном.
Мне стало не по себе:
– Есть новости?
– Говорят, Наполеон становится с каждым днем все воинственней.
– И вы думаете, он объявит войну?
– Все идет к этому.
Дагоберт взвел курок у воображаемого ружья.
– Паф, паф, – закричал он. – Вы убиты.
– Будем надеяться, дело до этого не дойдет, – сказал хозяин гостиницы.
Дагоберт принялся маршировать взад-вперед, распевая национальный гимн, и салютовал нам, проходя мимо. Фриц и Лизелъ присоединились к нему.
– Ну, ну, дети, – – сказала фрау Грабен успокаивающе. – Мы еще не воюем.
– Я – отправляюсь на войну, – закричал Дагоберт. – Паф! Я поведу вас в бой. Мой отец тоже будет воевать.
– Он не главнокомандующий, – возразил Фриц.
