— Конечно!
— Ну, молодец! А сейчас представь себе, я совершаю путешествие, совсем как феодалы в старину. Бургомистр откомандировал мне своего лучшего кучера, Польта. Мне дали двухместную французскую пролетку, новенькую, только что из мастерской, и представляешь, ослепительно-синего цвета! И двух великолепных вороных. Как говорит кучер, бегут, словно заведенные. Воображаю, у Фрица глаза на лоб полезут, когда увидит меня, такую элегантную… Ну, а теперь, дитя мое, пора! Ты проводишь меня до ворот попрощаться?
— Я от всей души благодарю вас, вы так много хлопочете обо мне!
— Это мой долг, — сказала Эрмина и поцеловала меня в лоб. Мы поднялись и, взявшись за руки, вышли за ворота. Сердце у меня колотилось от волнения. Я помахала рукой вслед удалявшейся синей коляске, в которой Эрмина — с двумя чемоданами, коробками для платьев и шляп — отправлялась в замок своего брата в Нижней Австрии.
Моей наставницей стала тетушка Юлиана. Она не была навязчивой.
— Видишь, как пошло дело, — сказал она радостно. — Я ее довела… до самой точки, сейчас ее наконец проняло, и она стала действовать.
Затем она отклонила предложение принцессы поселиться в моей комнате.
— Боюсь, что у меня начинается грипп, — извинилась она, — не хочу рисковать. Тогда Минка, не дай Бог, заболеет, не сможет тренироваться и проиграет 18 августа. Да что может случиться? Комнату я на ночь запру, как обычно, а днем буду следить, чтобы ничего не произошло.
Она отправилась вместе со мной в манеж, внимательно наблюдала за моими прыжками, очень хвалила меня, а потом мы вернулись домой.
— Одного не могу понять, — сказала она, когда мы вошли в гостиницу. — Ты совсем не смотрела на Габора. Вы что, поссорились?
— Немного.
— А почему? Вы же так ладили друг с другом… Прости. Если хочешь, не отвечай, а сейчас иди переоденься, душа моя. Увидимся позже.
Моя тетя была права. Я чувствовала себя уязвленной.
До самого последнего момента я надеялась, что Габор подойдет ко мне и скажет, что с удовольствием откажется от своих венгров и отпразднует день рождения со мной.
Но он этого не сказал.
Впрочем, в присутствии генерала ему было бы нелегко это сделать. Однако и в своих письмах он ничего не написал. Как обычно, они меня ждали, спрятанные под пальмой, но о дне рождения — ни слова! Впервые в жизни я испытывала муки любви.
Я узнала, что это такое — оборотная сторона страсти. Когда все хорошо, день и ночь ты пребываешь в эйфории. Но если что-нибудь не так, силы покидают тебя. Как загипнотизированный, смотришь в одну точку, мысленно разговариваешь сам с собой — ужасное состояние, близкое к помешательству.
Но я испытывала и гордость. Не вечно же мне страдать: ведь я состою в родстве с императрицей.
Кроме того, Габор покажет свою необузданность на венгерской пирушке. И на этом все будет кончено. Он получит назад свое кольцо, и я снова свободна! Но для чего мне эта свобода? Для жизни в пансионате? Какое уж тут веселье?
Раздираемая самыми противоречивыми мыслями, я пошла на кухню и попросила стакан лимонада. Выпив его, я заметила догонявшего меня в вестибюле посыльного, паренька по имени Карл. В руках у него была охапка зеленых веток, которые почти скрывали лицо.
— Добрый день, милостивая госпожа, — громко крикнул он и молодецкой походкой двинулся по направлению к особым апартаментам под номером 3.
— Здравствуй, Карл, что это ты тащишь на себе? — спросила я с любопытством.
— Это дубовые ветки: украшение для сегодняшнего вечера. Молодому господину фон Бороши исполняется двадцать лет.
— Знаю… Мы уже поздравили его в манеже. А разве вечер… не в «Золотом быке»?
— Да нет, не там, — ухмыльнулся Карл. — Хозяин отказался — слишком много посуды побили в прошлый раз. Вечер будет здесь — на верхнем этаже, под черной лестницей. А кстати, барышня, вы не слышали последний анекдот про подобную вечеринку?
— Нет! Давай, выкладывай!
— Один граф устраивает для гусарской компании вечеринку в своем замке. На следующий день он жалуется другу: «То, что они опустошили мой погребок, еще ничего. То, что стреляли в зеркала и окна, тоже ничего. Но то, что они свернули шею моей канарейке и вставили ей в клюв записку: „Это сделал кот“ — вот это уже настоящее свинство!»
Посыльный громко захохотал. Мне же шутка показалась отвратительной, однако я ничего не ответила, поскольку в этот момент к нам подошел хозяин отеля.
Дядя Луи как раз только что поднялся из погребка.
— Послушай, Карл, — приказал он, — чтобы не забыть. Ты сегодня работаешь всю ночь. С молодым господином фон Бороши мы договорились, что битой посуды не будет. Никакой поломанной мебели, никаких выстрелов в потолок или из окна. В общем, никаких безобразий, а прежде всего — никаких дам. Кто нарушит уговор, будет немедленно выдворен. Понял, парень? Сегодня ночью ты самая главная персона. Надень ливрею. Чтобы все было по форме! Чисто побрейся! Алоис будет обслуживать в зале, и если заметишь, что кто-то вынул пистолет, сразу же хватай его за руку! Знаешь, как вести себя с благородными господами, которых надо выпроводить?
— Так точно, ваше благородие! — радостно выкрикнул Карл.
— Вежливо, но решительно. Заруби себе на носу!
— Так точно, ваше благородие! Зарубил!
— Хочу, чтобы ты повторил. Так как надо вести себя?!
— Вежливо, но решительно! — прорычал Карл.
— Прекрасно! Каждый забияка будет выдворен тобой или Алоисом, но мягко и решительно! Понял? И еще: мороженое у нас на исходе. Завтра пойдешь к мороженщику за новой партией.
— Так точно, сударь, — лицо Карла снова скрылось за ворохом дубовых веток. — Адье, барышня, — сказал он на прощание и скрылся в коридоре.
Я стояла как громом пораженная, словно очнувшись ото сна.
Все сорвалось. Никаких авантюр, никаких мальчишников. И не удастся мне проникнуть в этот таинственный мир, в котором живут мужчины.
Никогда не думала, что этот мир такой дикий и необузданный. Неужели это все нравилось Габору? По-видимому, да. Получается, что мужчины ведут двойную жизнь. Дамам они показывают себя с лучшей стороны, а дикая необузданность проявляется, когда они общаются между собой. И эта сторона была мне совершенно неизвестна.
Где сейчас Лизи? В это время она обычно находилась на кухне, готовила торт. Там ее не оказалось. Боже мой, что случилось? Эрмина уехала, и сейчас…
Немного поискав Лизи, я обнаружила ее в комнате, где хранились пряности, в маленькой, притягивающей к себе, как магнит, каморке, сверху донизу занятой полками, на которых стояли коробочки, шкатулочки, баночки, фарфоровые флакончики. Здесь так чудесно благоухало ванилью, корицей, гвоздикой, апельсиновой эссенцией, миндальным маслом! Здесь-то в этот момент и находилась Лизи, обвязанная белым фартуком, в чепце на белокурых волосах, и что-то искала в красной коробке. Она стояла спиной к двери и не слышала меня.
