Теперь я поняла, почему. Да-да, загадки разгадывались одна за другой. Вот чем, кстати, объяснялось и могущество Эрмины в моем родительском доме. В течение многих лет я ломала себе голову над этим. Только теперь мне стало ясно, почему мой «белокурый отец» так заискивал перед нею. Ей он был обязан тем золотым дождем, который обрушился на него и благодаря которому он сделал фабрику процветающим предприятием.
Вот почему он называл меня «благородная барышня»: «Вам не кажется, что Вы созданы для лучшей жизни?»
Уже тогда я должна была бы сообразить, что к чему! Меня единственную воспитывали как благородную госпожу. Моего брата Альбрехта — совсем иначе. У него была кормилица, няня. Потом он пошел в школу. Частных учителей ему не нанимали.
На мне никогда не экономили: покупали самые дорогие краски и самую дорогую бумагу для рисования. У меня был собственный рояль! Насколько я себя помню, у меня никогда не было кормилицы или няньки. При мне всегда была Эрмина. С самого первого дня. С рождения. Теперь я понимала, в чем причина. Она не обслуживала меня. Она в муках произвела меня на свет, посвятила мне всю свою жизнь, моя славная, храбрая Эрмина.
Но одного я не могла понять.
Как искусно она могла лгать! С каким удовольствием говорила о своей невинности, о своем пожизненном безбрачии, о том, что эта сторона жизни благополучно ее миновала. И вновь меня мучили сомнения… почему она так хорошо говорит по-английски. Сам этот факт — не в ее пользу.
Я уже знала, как проделываются такие вещи. Лизи рассказала мне об этом: бедную девушку до того, как ей приходится поднимать повыше пояс, отсылают в Англию. Если она все выдержит, то возвращается назад через Ла-Манш и щеголяет своим прекрасным знанием английского. Официально целью такой поездки в Англию было изучение английского. А Эрмина без акцента говорила на оксфордском английском. И где, скажите на милость, она этому научилась?
Но леди Маргита тоже была в Англии. Иначе она бы не встретилась со своим лордом. Нет, все не так просто.
Помимо всего прочего… если Эрмина была моей матерью, тогда Габор и я приходимся друг другу двоюродными братом и сестрой, а это нежелательно. Но и такое бывает. Даже в самом добропорядочном обществе. Кстати, наш кайзер и его Сиси тоже двоюродные брат и сестра, то есть состоят в родстве первой степени: ведь их матери родные сестры… Кроме того, нельзя сказать, что мы с Эрминой как две капли воды похожи друг на друга. У нее лицо круглое, у меня — вытянутое сердечком, точь-в-точь, как у моей белокурой матери. У меня и ее руки, с тонкими пальчиками, и ее маленькие ноги, и ее красивые уши, и ее красивый голос, особенно, когда она поет своим высоким серебристым сопрано. А моя осиная талия — совсем как у тети Юлианы. Ни у Эрмины, ни у принцессы Валери такой талии нет. Кроме того, я люблю свою светловолосую мать, нет, она не может быть мне чужой!
И несмотря на все это, я состою в родственных отношениях с Бороши, но в каких именно, дело покажет. А если Бороши — мои родственники, то, стало быть, наша прекрасная императрица тоже моя родственница. Да, конечно! И даже если сие никто не знает — все равно это так! Нас связывают нити родства. И за это я сейчас хочу поднять бокал!
Я еще не рассказывала, но 7 августа, в день рождения Габора, я находилась внизу в гостиной, сидя на угловой скамейке за большим столом, и передо мной стоял второй завтрак, завтрак по-венгерски. Мне его специально подали, чтобы я могла прийти в себя. Минца, повар генерала, сам подал его мне: шкворчащая яичница из трех яиц с беконом и красной паприкой, кусок белого хлеба, обжаренного в сливочном масле, салями, соленые огурчики и в дополнение ко всему — бокал белого сладкого токайского вина. На часах было около одиннадцати, и я поглощала завтрак с величайшим аппетитом. Иными словами, я съела все, что было на тарелках, и лишь бокал с вином был еще полон. Я подняла бокал, выпила большой глоток за нашу императрицу, а затем — за ту смелую женщину, которая произвела меня на свет. Кем бы она ни была, я буду любить и почитать ее, и дай Бог ей доброго здоровья…
В этот момент свершилось чудо, которое предрекли карты из Марселя.
Открылась дверь, и в комнату, шелестя темно-синим дорожным платьем, вошла Эрмина. На голове у нее была шляпа с плотной, для защиты от дорожной пыли, вуалью, на ногах — дорожные туфли… Куда она собралась? В таком виде? В такое время?
— Дитя мое, — удивленно воскликнула она, — в честь кого ты сейчас пьешь?
— В честь нашей императрицы.
— Почему именно за нее? — спросила она в тревоге.
— Просто так.
— Ты еще никогда этого не делала.
— Нет.
— Нет — это не ответ. — Эрмина села рядом со мной на скамью. — Воспитанные люди отвечают целым предложением. Я ничего не понимаю. Ты три дня была со мной так мила, мне даже стало как-то не по себе, и вдруг — полная противоположность, ты становишься дерзкой.
Я моментально схватила ее руку и поцеловала.
— Нет, это никогда не повторится. Вы самый дорогой для меня человек на всем белом свете.
— Спасибо. Но послушай меня. Есть новость. Я покидаю тебя на несколько дней и уезжаю к своему брату Фрицу.
Она взяла меня за обе руки и торжественно произнесла:
— Я еду по твоему делу. А сейчас хочу поговорить с тобой как со взрослым человеком. Ты помнишь, твоя тетушка написала письмо твоему отцу, не хочет ли он дать тебе хотя бы небольшое приданое? Вчера пришел ответ из конторы, что тебе не причитается ни одного крейцера, абсолютно ничего! И чем больше я думаю об этом деле, о залоге в Леопольдштадт, тем глубже осознаю, что твоя тетушка права. И я решилась, надо что-то делать… Даже если это не касается меня лично… Твои вечные расспросы о Маргите, о всяких там секретах… Ты не разбираешься в таких вопросах, и никто тебе ничего не скажет, и так будет продолжаться очень долго. Все это нелегко…
— Мне кажется, я кое о чем уже догадалась.
— Ну и отлично. Но держи это при себе. Когда я вернусь, то, может быть, сообщу тебе что-то очень важное — так, видно, угодно Богу, — она выпустила мои руки из своих и порылась в своем черном дорожном бауле. — Вчера я послала телеграмму моему брату, а сегодня утром уже получила ответ от него. Я прочту тебе: ТВОЕ ПРИСУТСТВИЕ КРАЙНЕ ЖЕЛАТЕЛЬНО! ОЖИДАЮ ТЕБЯ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ. ВСЕ РАСХОДЫ БЕРУ НА СЕБЯ! ЦЕЛУЮ РУЧКИ! Ну, что ты думаешь по этому поводу, моя дорогая Минка? Как ты — справишься тут одна, без меня?
— Конечно. Но мы еще никогда не расставались.
— Да… Даже как-то не по себе становится. — Она схватила мой бокал с вином. — Ты позволишь? О! Какое сказочное вино! Совсем не кислое! Я выпью! — Что она и сделала. Затем бережно сложила телеграмму и положила ее назад. — Обещаешь, что будешь вести себя, как всегда? Отдыхать, учить английский, и не забудь: руки, ноги, локти, колени! Каждый день перед сном тщательно смазывай кремом. И утром тоже! Чтобы к моему возвращению кожа не была похожа на наждачную бумагу. У благородной дамы всегда должны быть гладкие локотки и колени. Но самое важное, Минка, вот что: не прыгай на лошади слишком высоко, не подвергай себя риску. Если устанешь, сразу же прекращай. Все сокровища Рагузы не стоят твоей жизни. Не изнуряй себя на тренировках. Ты обещаешь?
