– У него бывали осечки? – не выдержала, выпалила Лиля.
– У кого? У Тараса? Какие осечки?.. А… Нет, никогда, – улыбнулась Вероника. – Бесстыдница, Лилька!
– Никогда… – выдохнула Лиля.
– Лиль, у меня такое чувство, что мы мало изменились. Мы, бывшие одноклассники… По форме – да, но не по сути. Вот ты – как любила Тараса, так и любишь его всю жизнь.
– А он – как не любил меня, так и не любит… – прошептала Лиля, и веки ее набрякли.
– Лиль, я совсем не то хотела сказать! – встревожилась Вероника. – Чего ты вдруг раскуксилась? И про осечки я не поняла…
– Ах, перестань… Все ты поняла! Девушка! Девушка, пожалуйста, сухого красного. Девушка, стойте! Нет, водки – сто грамм. Лучше сто пятьдесят.
– Лилька!
– Молчи. Почему он меня не любит?.. Я сейчас вдруг поняла – он меня не любит! – Лиля всхлипнула и прижала к глазам скомканную салфетку. – Чего я сама себя обманываю… Тарас любит только тебя. Он болен тобой, болен – понимаешь?.. Только тобой… – Официантка принесла графин со стаканчиками. – Спасибо, девушка… Будешь? – обратилась она к Веронике.
– Нет.
– Сговорились вы все, что ли! – ожесточенно воскликнула Лиля. – Тоже днем не пьешь, как и Женька Мещерская?
– Н-не совсем…
– Ника, мне так плохо. Если ты со мной сейчас не выпьешь…
– Да не буду я! – возмутилась Вероника. – Мы ребенка хотим завести, а ты…
– О-о… – Некоторое время Лиля молчала, хлопая накладными ресницами, потом налила только себе.
– Лиля…
– Тарас болен тобой, – певуче протянула Лиля, зациклившись на одной мысли. – Ты не представляешь… Тарас болен тобой. Вон, даже с Климом готов помириться.
– Что?
– Я говорю – он даже с Климом готов помириться! – ожесточенно повторила Лиля, махом опрокинув в себя рюмку.
– С чего ты взяла? – осторожно спросила Вероника.
– Слышала… – сдавленным голосом пропищала Лиля. Отдышалась. – Я слышала, как он говорил с Климом.
– Когда? – мрачно спросила Вероника.
– Этим утром… Тарас его по имени назвал. Что-то там про Свиркина вспомнил… «Я должен извиниться, как и Свиркин, и всем сразу станет легче…»
– И что?
– Ничего. Сегодня они договорились встретиться.
– Где?
– А я почем знаю… Тарас сказал – на том же месте.
– Так и сказал? – Вероника прижала руки к груди.
– Ну да… Чего ты так разволновалась? Помирятся они, и тогда вообще все будет в шоколаде…
Вероника только сейчас увидела, какой старой стала Лиля. Хоть сто раз перекрашивайся – юности не вернешь…
– Лиля, – тихо произнесла Вероника. – Тарас и Клим никогда не смогут помириться. Это я знаю точно…
* * *
…Вероника выскочила из кафе. Дышать вдруг стало тяжело – словно холодный камень лег на грудь.
Тарас и Клим! Тарас и Клим должны встретиться сегодня…
Что-то подсказывало Веронике, что из этой встречи ничего хорошего не выйдет. Она двадцать лет прожила бок о бок с Тарасом, она не просто знала своего мужа, она чувствовала его. Так вот – Тарас не мог просить прощения у Клима. Либо Лилька что-то напутала, либо Тарас затевал очередную интригу. И дай бог чтобы только интригу…
Где должны встретиться Клим и Тарас?
«На том же месте», – сказала Лилька.
Тут и думать не надо. На том же месте…
Это место– вот что больше всего пугало Веронику.
И почему Клим согласился на эту встречу? Опять поверил Тарасу? Поверил в то, что тот раскаялся? Нет, нет… Клим был уже не настолько доверчив. Клим боялся за Веронику – вот почему согласился встретиться с Тарасом. Он хотел знать, что затевает Тарас.
Клим даже не предупредил Веронику, что ему звонил Тарас, что собирается сегодня на встречу с Тарасом… Если бы верил в то, что Тарас раскаялся, – сообщил бы Веронике.
Клим скрыл этот звонок от Вероники. Он не верил Тарасу. Он захотел разобраться сам…
«Ладно, допустим, Тарас затеял очередную пакость… Клим понял это, он захотел встретиться со своим противником лицом к лицу. Чтобы предпринять упреждающие меры…» – лихорадочно думала Вероника, торопливо шагая по узким улочкам Немецкой слободы. Было начало четвертого – все тротуары забиты припаркованными автомобилями, но дорога – пуста, лишь изредка проезжала машина, но ни одна не остановилась на призывные взмахи Вероникиной руки. Ни одного частника, ни одного таксиста…
Троллейбусы здесь не ходили, трамваи напрямую – тоже (чтобы добраться до нужной, надо было садиться на один маршрут, потом пересаживаться на другой…). Словом, заколдованное место!
Вероника почти бежала к транспортной развязке – там было больше шансов поймать такси – и нещадно ругала себя за то, что так и не получила водительских прав. Была бы сейчас сама себе хозяйкой…
На бегу она достала сотовый, чтобы позвонить Климу, но он не отвечал.
Что затеял Тарас?
«А что может затеять человек, который считает, что его предали? Который уже не может нормально жить – есть, пить, общаться с другими людьми, работать? На что там сегодня намекала Лилька? На какие такие осечки? Это стало для Тараса последней каплей, точно!» – неожиданно осознала Вероника.
Тарасу больше нечего терять. Он хочет сделать то, на что не мог решиться двадцать лет назад, – убить Клима. На том же самом месте. А еще говорят, что в одну реку нельзя войти дважды…
Вероника наконец выскочила на оживленную трассу, взмахнула рукой. Сразу притормозило несколько машин.
– На Переведеновское, пожалуйста… Сколько скажете. Только побыстрей! – кинулась она к первой.
В машине она продолжила терзать сотовый. Без результата.
«Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас…» – пело радио голосом Макаревича.
Есть вещи, которые в наших силах изменить, – если мы захотим, конечно, если приложим определенные усилия… А есть то, что неизбежно и неотвратимо. Тарас и Клим должны были встретиться. Должны были выяснить отношения – раз и навсегда. Двадцать лет назад они пытались сделать это… Сейчас – вторая попытка.
«И бесполезно было утешать себя мыслью, что Тарас, возможно, успокоится, забудет меня, увлечется еще кем-то… Нет. Пока он не разберется с Климом, он и шагу вперед не сможет сделать!»
И Клим тоже это знал – потому и не сказал ничего Веронике. Бесстрашно отправился на встречу со своей судьбой. А это больше всего пугало сейчас Веронику, что Клим так бесстрашен и упрям. Он упрям и потому уязвим…
– Спасибо… Сдачи не надо! – Вероника высочила из машины, перебежала дорогу. Каждая секунда была на вес золота.