Я нарушила правило – и ничего не изменилось.
Может, телевизионщики решили сделать исключение? Да, конечно! Это – особый случай, как в тот раз, когда Хизер ударила Рэнди, но никаких последствий не было. Ее спровоцировали – и простили. Меня тоже прощают. Потому что конфликт обеспечивает зрительский интерес, а им только это и важно.
Интересно, что еще мне сойдет с рук?
– Ладно, – говорю я. – Я пойду с вами.
Клифф замирает и смотрит на Гарри. Тот уже откровенно смеется. Они явно не поверили моему неожиданному послушанию. Они правильно сделали, но мне нужно, чтобы они поверили.
– Кажется, я руку сломала, – говорю я и позволяю себе почувствовать свою боль. Позволяю своей беспомощности пробиться на поверхность. Начинаю трястись – и вспоминаю мужа. Насколько сильно я хочу вернуться домой, сколько я прошла, что я видела и делала. Я вспоминаю голубой домик, послание, которое мне там оставили. Я прибегаю к самому простому оружию, которое мне доступно: к слезам. Чувствую, как они бегут у меня по щекам, чувствую их соленый вкус. Они мне ненавистны, но необходимы.
Клифф моментально расслабляется. Он поднимает руки ладонями вверх в успокаивающем жесте.
– Ну, лапочка, – говорит он, – теперь будешь знать, как бить людей, верно?
– Я хочу увидеть моего друга, – тихо прошу я.
– Сюда, – приглашает меня Гарри.
Он направляется к углу здания, к разбитому окну. Мачете беззаботно покачивается у него в руке. Клифф берет меня на локоть. Я вижу царапину у него на лице, опухшую кожу в уголке рта, кровь, текущую у него по ладони и запястью. Он держит меня рядом, но не крепко, как будто от меня угрозы нет. Я привыкла, что меня считают безобидной, но только потому, что обычно я никого не обижаю. Может, он решил, что мое сопротивление было каким-то жалким последним вздохом феминистской ярости, которая теперь истрачена? Может, ему необходимо так думать, чтобы я уложилась в рамки его мировоззрения?
Меня это устраивает.
Пока он ведет меня к углу здания, я утираю лицо рукавом.
Бреннан лежит на асфальте плашмя, лицом вверх. Полосатый рюкзак высовывается у него из-за плеча. Я не вижу крови, но из-за его красной толстовки и смуглой кожи мое зрение вполне может обмануть. Я вырываюсь от Клиффа. Встав на колени, кладу ладонь на грудь Бреннана и чувствую, что он еще жив, еще дышит. Ну… конечно! Он просто притворяется. Я знаю, как строятся подобные сцены: он откроет глаза в самый драматичный момент. Мне остается только создать такой момент.
Я вижу под окном отблеск оранжевого с серебром.
Гарри толкает ногу Бреннана носком башмака.
– Наверное, придется его нести, – говорит он.
– А чего напрягаться? – возражает Клифф. – Он нам не нужен.
– Я без него никуда не пойду, – заявляю я.
– Ладно, – соглашается Клифф.
Его тон говорит: «Ох уж эти женщины!» Он кивает Гарри, а тот пристраивает нож в петлю на поясе и закидывает Бреннана себе на плечо.
– Ух! – пыхтит Гарри. – Вот же сукин сын: худой, а тяжелый.
Я отпрыгиваю от Клиффа и хватаю ржавую трубу, валявшуюся под окном. Не успели оба мужчины понять, что происходит, как я бью Гарри по левому колену. Почти ожидаю, что труба сомнется, как полистирол, однако удар получается крепким, отдается мне в руки и плечи. Гарри орет и падает, отпуская Бреннана. Тот, вопреки моим ожиданиям, не пытается смягчить свое падение. Он плюхается кулем.
– Черт! – говорю я.
Гарри выхватывает из петли мачете, и я отбиваю его трубой. Нож со стуком отлетает на асфальт. Кажется, Бреннан стонет, но я не уверена. И тут Клифф несется на меня. Я отскакиваю – но опаздываю. Он хватает меня за талию и тянет вниз. Я роняю трубу и ударяюсь подбородком об асфальт. Зубы у меня клацают, в глазах темнеет. Смутно ощущаю, как меня переворачивают: моя спина прижимается к земле, рюкзак оказывается подо мной неловким комом. Кружится голова, но я вижу, что Клифф становится на колени надо мной, хмуря брови. Руками он наваливается мне на плечи, ногами стискивает бедра, удерживая на земле.
Я могла бы убежать. Без Бреннана. Мне так и нужно было сделать. Почему я не стала убегать?
Клифф изрыгает бессмысленные угрозы. Он сделает со мной то и это. Боль помножена на унижение. Его губы в окружении окровавленной светлой бороды двигаются завораживающе-медленно. До этого все происходило быстро, а эта сцена разворачивается неспешно. Он отцепляет от пояса огромный складной нож, медленно так, и я понимаю, что он меня убьет. У каждого есть предел прочности, и я толкнула этого человека за черту. Я вижу истину в его слишком близко поставленных глазах. Цвета ореха. Такими я представляла себе глаза дочки, рисуя себе, как буду наряжать ее на маскарад. Я хочу сопротивляться, но мои мышцы обмякли и не реагируют на приказ мозга. Я словно только что вынырнула из глубокого сна: осознаю происходящее, вижу – но не могу пошевелиться. Может, меня парализовало из-за падения. Может, мне лучше погибнуть, здесь и сейчас.
Я отвожу взгляд. Мне не хочется, чтобы этот злобный мужчина стал последним, что я увижу. Я смотрю на чахлые деревца за мусорным контейнером, у которого нашла ту трубу. Благодаря близорукости мне легко уверить себя, что эта картина прекрасна. Я моргаю: мои веки двигаются так медленно, так туго, что это – мое единственное ощущение. А потом загадываю желание. Я желаю, чтобы из-за чахлых деревьев выбежал режиссер и помчался к нам. Или Эмери, или Валлаби, или Купер – или даже кто-то из деловитых ассистентов. Кто угодно – лишь бы он был чистым, настоящим и орал, требуя, чтобы Клифф остановился. Это – мое желание, и я понимаю, что, как и все действительно важные желания, оно неосуществимо.
Это – не часть шоу.
Тут все – не часть шоу.
Уже давно нет никакого шоу.
Что-то у меня в душе высвобождается: это почти приятное успокоение. Мне больше не надо ничего истолковывать. Я боролась, сражалась и напрягалась – и потерпела поражение. В этом есть умиротворение – в том, что я сделала все, что было в моих силах, и потерпела поражение не по своей вине.
По крайней мере я не сдалась.
Влажный звук, хрюканье. Мой взгляд невольно возвращается к Клиффу. Два светло-карих омута взирают на меня. Я чувствую на себе его вес, но теперь он наваливается на меня по-другому: тут действует только сила тяжести. Рот Клиффа двигается, хватает воздух. А потом он обмякает, и его подбородок бьет меня по лбу. Его окровавленная борода накрывает мне глаза. Наверное, мне следовало бы орать, но я испытываю только растерянность. Мне непонятно, как это он умер вместо меня.
«Это уловка, – думаю я. – Шоу – это все часть…»
Уход и боль в светло-карих глазах Клиффа имитировать невозможно.
«Но у меня очки разбиты и я…»
Ты видела.
Я закрываю глаза. Жесткие волосы колют мне веки, его грузное тело меня плющит. Вижу, как Бреннан кулем падает на землю. Чувствую, как труба бьет Гарри по колену: хруст. Тиски смыкаются на моем сердце, на моем горле: я осознаю все, что из этого вытекает, и сжимаю веки еще крепче, потому что это единственное, что я могу сделать, но этого мало. Я понимаю, что всего и всегда будет мало.
