– Что ж, я хочу, чтобы вы хорошенько поели и выпили вина. Вам нужно набираться сил, – сказал Томас.
– Да, да, я чувствую, что проголодался. – Юлий искоса взглянул на девушку. – Я бы съел что-нибудь простое, деревенское. По-моему, у меня появился вкус к богемским лакомствам.
Дочь цирюльника повернулась к двери, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать.
– Да, доктор, вы не против, если я поблагодарю Маркету приватно? Вам не нужно уходить, просто разрешите ей подойти ко мне, – сказал бастард, кивая в сторону девушки. – Пожалуйста, окажите мне такую любезность.
– Конечно. – Мингониус потер лоб, удивляясь такой перемене в настроении пациента и его любезному тону. «Как ей, простой банщице, удалось добиться такого результата? – недоумевал он. – Ко мне он обращается с мягкой насмешкой, а к ней – с подчеркнутым уважением!»
Маркета подошла к королевскому сыну скованной походкой, чувствуя, как пылают ее щеки.
– Терять рассудок так чудесно, – хрипло прошептал Юлий. – Не забывай об этом. А я уже жду момента, когда мы закончим начатое.
Глава 29. Очарование Бельведера
Летний дворец Бельведер утопал в снегу и инее, а его зеленая куполообразная медная крыша покрылась корками льда. Поющий фонтан не исполнял песен, но холодные ветра с пронзительным зимним свистом разбивались о его бронзовые чаши. На круглой поилке, поблескивая изморосью, стояла статуя пастуха, игравшего на флейте.
Якоб подошел к аркадам, любуясь изяществом итальянских сводов.
Знаменитый Бельведер был ближайшим соседом его собственного скромного жилища, деревянного домика в дальнем уголке дворцового сада. Путь Якоба от мальчишки-поваренка, спавшего на полу в иезуитском монастыре, до постоянного обитателя королевских садов казался настоящим чудом, и Хорчицкий каждое утро, просыпаясь, мысленно благодарил Бога за то, что тот предоставил ему возможность жить среди такой красоты.
В самом летнем дворце, продуваемом сквозняками, было довольно-таки холодно, но Рудольф упорно желал проводить все больше и больше времени в своем садовом прибежище, несмотря на то, что стояла зима. Якоб не сомневался, что даже если во всех каминах и печах будет постоянно пылать огонь, королю, с его плохой циркуляцией крови, будет здесь зябко и неуютно.
А значит, он будет раздражен.
Ботаник поднял глаза на медный купол, от гладкой поверхности которого отражался солнечный свет. Обсерватория Тихо Браге. Помимо того, что Бельведер являлся королевской резиденцией, верхние этажи дворца служили платформой для изучения небесного свода.
Рядом с филигранной работы портиком стоял стражник. Якоб чуть приспустил шерстяной шарф, открывая лицо. Стражник кивнул, и они, прошествовав к западной двери, вошли во дворец. До сих пор посещать это королевское убежище Хорчицкому не дозволялось.
Король Рудольф перевез туда множество драгоценностей, собранных в Кунсткамере. Взору Якоба предстала коллекция безоарных камней, по слухам, обладавших алхимическими свойствами; их странная крапчатая расцветка отражала желчь травоядных животных, в желудке или кишечнике которых эти камни образовались. Коридоры дворца были забиты астролябиями, глобусами, часами, квадрантами и математическими инструментами, сделанными из бронзы и олова. В большом зале стояла скульптура Борея, северного ветра, похищающего Орифию, богиню северных горных ветров.
Ученый в изумлении глазел по сторонам, продвигаясь по залу, словно в зачарованном вальсе. Стены были сплошь – одна позолоченная рамка вплотную к другой – увешаны портретами обнаженных богов и богинь, сплетавшихся в страстном объятии. Десятки обольщений и похищений следовали друг за другом в бесконечном ряду: Венера и Адонис, Вакх и Церера, Гермафродит и Салмакида и многие другие, которых гость не смог распознать, даже несмотря на свое классическое университетское образование.
Вытаращив глаза, Якоб уставился на бога Вулкана, прижимавшего к паху какую-то богиню. Ноги Вулкана были обернуты простынями, руки лежали на сосках богини, а сам он взирал на ее преобразившееся от экстаза лицо.
Далее шли Одиссей и Цирцея, Эрос и Психея – все те, чьи любови и вожделения передавались пылкими мазками кисти. То тут, то там шпионил за влюбленными сладострастный Купидон, злорадно ухмылявшийся, пока собаки и прочие звери наблюдали за их совокуплением.
Несмотря на соблазны придворной жизни, Хорчицкий, следуя традициям иезуитского монастыря, все еще оставался девственником, и теперь, при виде столь явного неистовства и страсти искусства, почувствовал, как к горлу у него подкатывает комок, и нервно сглотнул. Эротика с картин Рудольфа полностью поглотила его внимание, и стражник позволил королевскому гостю задержаться у коллекции, поглазеть на любовные экзерсисы богов.
– Взгляните-ка лучше на эту, – шепнул он, кивком указывая на полотно, на котором Геркулес, одетый в женскую тунику, с видимой неохотой крутил веретено под бдительным взором господствующей над ним Омфалы, а сама земная богиня, с тяжелой палицей на плече, горделиво демонстрировала зрителю свои мускулистые ягодицы и спину.
Якоб широко раскрытыми глазами взирал на яркие оттенки розового, пурпурного и зеленого и лучисто-матовую плоть едва прикрытых любовников.
– Такой вот вкус у нашего короля, – промолвил стражник, приподнимая бровь. – Весь дворец забит этим добром.
Ощутив шевеление в паху, ботаник проскрежетал зубами и начал пылко молиться, решительно настроившись не терять самообладания.
Он вдруг подумал о доне Юлии, как о маленьком мальчике. Тот рос в окружении этих предметов искусства с самого своего рождения; обнаженные любовники маячили над ним, даже когда еще ребенком он только учился ходить и выговаривать свои первые слова. Какое влияние оказали эти неистовые обольщения на его детские мечты и годы становления?
Стражник знаком предложил Якобу проследовать за ним из холодного большого зала в зал для приемов, где в камине горел огонь.
Король сидел на деревянном стуле с высокой спинкой, закутавшись в меха. Перед ним стоял стол, заставленный самой разной едой: жареными утками, тушеными свиными ножками, квашеной краснокочанной капустой, орехами, пирогами, элем и вином.
– Можешь подойти, – кивнул король. – Я приказал поварам принести чего-нибудь из нашей королевской кухни.
Несмотря на то, что от густого аромата жареного мяса у него потекли слюнки, гость поклонился и вежливо отказался.
– Я никогда не смог бы есть перед королем, ваше величество. Это было бы совершенно неуместно. Простите.
– Как скажешь, лекарь, – угрюмо промолвил Рудольф. – Слуги доставят все это к тебе домой.
Он подал знак унести еду – всю, за исключением чаши с орехами нескольких видов.
– Присаживайся, Хорчицкий, присаживайся. Что скажешь о моей коллекции?
– Она весьма впечатляющая, ваше величество, – дипломатично заметил Якоб, опустившись на стул напротив короля. – Никогда прежде не видел ничего подобного.
