Я смотрю на нее, не зная, что сказать.
Корди принимается теребить свой мобильный.
— Знаешь, что я недавно узнала? — спросила она.
Я качаю головой.
— Нет, Корделия, я не знаю, что ты узнала.
— После того как Джек попросил у папы разрешения жениться на мне и папа согласился, Мэл решил поговорить с ним. В смысле, с Джеком. Мэл отправился в аэропорт, дождался, пока Джек выйдет, и сказал, что я его младшая сестренка и если Джек когда-нибудь вздумает обидеть меня, то ему лучше сразу купить фальшивый паспорт и выехать из страны. Вообще-то он вел себя с Джеком очень приветливо, но только не в тот момент. Мой старший братик. — Корди откладывает мобильный, подтягивает колени к груди и обхватывает лодыжки руками. — Я всегда надеялась, что вы с ним сойдетесь. Тогда он действительно стал бы моим старшим братиком. Я всегда думала, что ты выйдешь за него замуж.
Моя проницательная семья — включая тетю Мер — всегда думала и потому намекала на то, что мы поженимся. Пока Мэл не обручился со Стефани.
— А я всегда думала, что выйду замуж за Кейта, — сказала я.
— Правда? — опешила Корди.
— С тех пор как я познакомилась с Кейтом, я думала, что выйду за него.
— Почему?
— Потому что никто не любил меня так, как он. Кейт всегда говорил мне о своих чувствах. А когда кто-то настолько искренен в выражении своих чувств, легко полюбить его в ответ.
— Но вы же расставались миллионы раз!
— А потом опять сходились. Как я уже сказала, никто другой не любил меня так, как он.
— Даже Мэл?
— Никто другой не любил меня так, как Кейт.
Корди кивает, раскачиваясь на кровати. Она собирается с духом.
— Мэл… Он… — Она замолкает. Корди хочет спросить меня, она уже решилась, но не уверена, сможет ли.
Я знаю, что она давно уже хотела спросить меня об этом. Как и мама, и папа. Всякий раз, как Лео запрокидывает голову, заходясь от смеха, всякий раз, как он чешет в затылке, всякий раз, как он поднимает на них свои огромные прекрасные глаза, слушая, что они говорят… Всякий раз, как он повторяет жесты и повадки Мэла, им хочется спросить меня об этом. Мэл — отец Лео?
Но они не спрашивают. Потому что если они спросят, то это изменит их отношение ко мне. Это будет означать, что мы с Мэлом сделали больно его жене. Им придется плохо думать о нас. А моя семья этого не хочет. Лучше придерживаться версии, которую рассказала им я. Что я на пятом месяце беременности. Что я рассталась с отцом ребенка. Что я счастлива. Что я могу позаботиться о себе.
— Он…
Если Корди спросит меня, я расскажу ей. Так я решила. Если меня спросят, я расскажу.
— Он счастлив? — спрашивает Корди, поправляя подушку. — Он доволен своей жизнью? Я все время общаюсь с ним, но не могу понять, счастлив ли он.
— Когда я в последний раз говорила с ним, мне показалось, что он доволен своей жизнью. — Я откинулась на подушку.
— Хорошо. Хорошо. Но он должен быть здесь. Он должен быть здесь.
«ПИИП-ПИИП. ПИИП-ПИИП», — пищит мой мобильный на прикроватном столике. Я читаю сообщение: «Все хорошо. Изменений нет. Люблю тебя. К.:)»
Я отвечаю, что тоже люблю его. Теперь можно поспать полчаса.
— Сейчас меня волнует только Лео, — говорю я.
— Да, конечно, — соглашается Корди. — Конечно.
Это была самая классная стойка на велосипеде во всем мире! Даже мама так сказала. Она рассмеялась, захлопала в ладоши, сказала, что он король велосипедов.
А потом у него закружилась голова, и переднее колесо слишком быстро опустилось на землю, и Лео слетел с велосипеда. Он отлетел недалеко, но теперь он знал, что такое летать. И ему это понравилось.
Но мама больше не позволит ему делать стойку на велосипеде. Никогда. Наверное, она начнет плакать, как только остановит кровь. Если она попробует избавиться от его велика, он ей не позволит, вот что!
— Я не знаю, что еще делать, — сказала мама.
Она дала ему еще один носовой платок и положила кусочек льда ему на переносицу.
— Я не могу остановить кровотечение.
Лео был не против. Было не очень больно. Зато он летал. И правда летал. По воздуху.
Мама смотрела на него, прижимая ему лед к носу. Она выглядела обеспокоенной. Но она всегда выглядела обеспокоенной.
— Подержи это. — Мама положила его ладонь на лед и ушла в прихожую.
Вскоре она вернулась, уже в пальто, с сумкой на плече и ключами от машины в руке.
— Мы едем в больницу.
Полет и больница! Какой сегодня отличный день! Может быть, они сделают ему операцию. Как Мартину, когда ему вырезали минг-далины. Тогда Мартину можно было есть только мороженое и желе.
— Наверное, это ненадолго, я просто хочу удостовериться, что все в порядке, — сказала мама. — Ты можешь идти?
Лео кивнул, слезая со стула, но когда его ноги коснулись пола, ему показалось, что они мягкие, как губка в ванной. Лео чуть не упал, и мама подхватила его.
— Все в порядке, дружок, я тебя держу.
Мама взяла его на руки. Она часто делала так раньше, когда он был совсем маленьким.
Лео был не против. Это было приятно. От мамы пахло кафе. Кофе, пирожными и тортами. Но когда мама не была в кафе целый день, а ты стоял так близко к ней, то можно было почувствовать, чем она пахнет на самом деле. Садом, тальком, дождем и солнышком одновременно. Мама пахла мамой.
Она осторожно усадила его в машину.
— Мы скоро приедем в больницу, ладно?
Лео кивнул. Он устал. Ему хотелось спать.
Мама забрала ставший алым носовой платок и дала ему полотенце. Лео закрыл глаза, когда она захлопнула дверцу и уселась на водительское сиденье.
— Мы скоро приедем.
Лео в возрасте семи лет и пяти месяцев
Глава 37
— В семье были случаи кровоизлияний? Особенно в мозг? — спрашивает доктор у моих близких.
Он пришел в палату к Лео, чтобы поговорить со мной наедине, не понимая, что «наедине» будет означать разговор с шестью людьми. Мы оставили Лео с медсестрой, а сами набились в комнату для отдыха. Мама и тетя Мер сидели справа от меня, Кейт — слева, а папа и Корди уселись сзади.
Зная, что сейчас произойдет, я помедлила, но потом все-таки сказала:
— Его дедушка со стороны отца умер от кровоизлияния в мозг около двадцати лет назад. Разрыв аневризмы.
