Я думала, что буду взбудоражена приездом родных, но на самом деле мне стало спокойнее. Мама и тетя Мер весь день занимались уборкой, но не трогали вещи Лео, будто знали, что я хочу, чтобы мой малыш увидел: за время его отсутствия в комнате ничего не изменилось. А вот в остальных помещениях все перевернуто вверх дном. В какой-то мере меня это расстраивало, но я понимала, что так маме и тете Мер легче справиться. Мама весь вечер готовила. Я понимаю, что они ничем не могут помочь в больнице, поэтому вымещают свое разочарование на пыли, мебели, полах. Папа беспрекословно выполнял приказы мамы — сходил в магазин, вымыл мою машину, вынес мусор, постриг лужайку перед домом. Теперь вокруг стало тихо.
А мне уже легче. Я уже не так одинока.
Нет, я не чувствую себя одинокой с Кейтом. Просто наша семья всегда приходила на помощь в чрезвычайных ситуациях. Она десантировалась в зону бедствия и боролась с горем с помощью уборки и готовки. В этот раз все было точно так же.
Я не задернула занавески, и теперь, когда Корди договорила, выключаю лампу, и комнату заливает лунный свет.
— Где Мальволио? — вдруг спрашивает она.
Это такая игра. Этот вопрос напоминает мне книжку «Где Уолли?», которую я читала Лео, когда ему было пять лет. И тогда ему пришлось — очень осторожно и тактично — объяснить мне, что ему нет дела до того, где Уолли, потому что человеку в такой шляпе вообще лучше не показываться никому на глаза. Никогда.
Итак, где Мальволио?
— Э-э-э… В Лондоне?
— Это не смешно.
— Слушай, не надо разговаривать со мной так, будто я младше тебя, — отвечаю я.
Голубой свет луны серебрит волосы Корди, освещает правую сторону лица, придавая ей волшебный вид. Кажется, что она — ангел, спустившийся на землю. Ангел, которого можно увидеть лишь при свете полной луны. Но Корди не понравилось бы, скажи я ей об этом.
Она забирается под одеяло, отодвигая меня на край кровати, и укладывается валетом, но в последний момент передумывает и садится, подложив под локоть подушки.
— Тебя больше никто об этом не спросит, хотя сейчас это всех интересует. Так что, выходит, спросить придется мне, — начинает Корди. — Где Мальволио? Почему он не здесь?
Я пожимаю плечами.
— Я не знаю.
Я и правда не знаю. Я никогда не знала, не понимала, почему он решил сделать то, что сделал, и поэтому не знаю, почему он не здесь. Почему он больше не часть моей жизни. Я не знаю почему. Я лишь знаю, что это так.
— Но он член семьи. Ты всегда сообщала ему все новости, так почему же ты не позвонила ему теперь? Почему он не здесь, не с нами?
Все в нашей семье заметили, что мы с Мэлом больше не видимся, но только у Корди хватило мужества спросить меня об этом.
В последний раз мы говорили с ней об этом на Рождество, когда Лео было всего одиннадцать месяцев. Мы собрались в гостиной у мамы с папой после праздничного обеда, открыли подарки… И тогда Корди спросила:
— Почему ты не разговариваешь с Мальволио?
Все — и тетя Мер, и мама, и папа — перестали смотреть телевизор или возиться с подарками и уставились на меня. Когда вопрос уже озвучен, у моей семьи пропадало представление о такте. Такая модель поведения сформировалась из-за того, что нам часто приходилось переживать травматические ситуации, которые потом обсуждались нашими соседями.
— Кто говорит, что я не разговариваю с Мэлом? — спросила я, изо всех сил стараясь не смотреть на Лео, спящего в коляске у дивана.
— Ну, не Мэл так точно! Я задала ему тот же вопрос на прошлой неделе, и он сказал: «Кто говорит, что я не разговариваю с Новой?» И сменил тему. Но мы не видели вас вместе с тех самых пор, как родился Лео.
— Мы не то чтобы не разговариваем… — Я осторожно подбирала слова. — Мы просто выросли и стали разными. У каждого из нас своя жизнь. Он женат, а у меня ребенок и кафе. У нас нет времени друг для друга.
— С каких это пор?! — возмутилась Корди. — У вас всегда было время друг для друга! Даже тогда, когда у вас не было времени для нас! Все дело в его жене? Она слишком ревнивая? Это она вас рассорила? Или она вас застукала?
Не знаю почему, но моей сестренке хватило наглости опешить, когда мама отпустила ей подзатыльник. Может, ей и двадцать восемь лет, но никогда не поздно напомнить, что она говорит о сыне тети Мер и его жене. В ее присутствии.
— Ой! — Корди почесала в затылке.
«Ты чего?!» — хотела спросить она, но промолчала. Никто из нас никогда не огрызался на родителей или тетю Мер.
Мама сменила тему разговора, попросив Корди помочь с пирогами. На самом деле она собиралась отчитать ее в кухне.
То был последний раз, когда мы обсуждали это. Корди не давала остальным задавать этот вопрос. Шли годы, время разматывалось за нашей спиной, как нитки из клубка, а мы все шли и шли по длинной, открытой всем ветрам дороге в будущее. Корди защищала меня. И я была благодарна ей за это.
Мне не приходилось объясняться с ней, и я была уверена, что Корди, боготворившая Мэла, не осмелится его спросить.
Наверное, она решила, что настал момент вновь начать этот разговор.
Я смотрю на нее, она смотрит на меня. Началась игра в гляделки. Кто сдастся первой и заговорит. Корди кажется, что если она надавит на меня, то я отвечу. К несчастью для нее, я прожила с Лео семь лет, а он — само воплощение упрямства. Мне приходилось совершенствоваться в мастерстве ожидания. Только так можно было заставить Лео сделать то, что я хочу. Я могла несколько часов просидеть на ступеньках, ожидая, пока он согласится надеть курточку, чтобы мы отправились гулять в парк. А соревноваться в молчании с Корди… Ха, легкотня! Но я знаю, что лучший способ справиться с упрямым ребенком — это не ждать, а использовать сложившуюся ситуацию себе во благо. Я не проиграю Корди, заговорив первой, если буду осторожно выбирать слова.
— Min niem, — говорю я.
Корди тут же надувает губы. Лео так иногда делал. Делает. Лео так иногда делает.
Сестра хочет отругать меня за то, что я опять шучу, но молчит. Эти надутые губы и нахмуренный лоб превращают Корди в кроху, обижавшуюся на меня, когда я не позволяла ей брать мои игрушки. Обычно Мэл в такие моменты уговаривал меня поделиться с ней. Он сам всем делился с Корди — едой, игрушками, даже временем. Даже тогда, когда сам был еще малышом. Мэл считал, что Корди маленькая, а значит, за ней нужно присматривать.
— Что? Я сказала тебе, что не знаю. Раз ты не поняла, я попробовала сказать то же самое по-гански.
Корди качает головой.
— Что случилось с тобой и Мэлом? — грустно спрашивает она. — Мы так давно не видели вас вместе. Ты не пошла на свадьбу к Виктории…
— Потому что Лео заболел ветрянкой, — напомнила я.
— Но ты отказалась быть подружкой невесты и собиралась заниматься банкетом, чтобы иметь возможность спрятаться. Мэл не пришел на крещение Лео, потому что ему вдруг пришлось уехать в отпуск. А на моей свадьбе… Не знаю… Нет ни одной фотографии, на которой вы были бы вместе. И никто вас не видел вместе. Мэл не пришел на крещение близняшек, потому что уехал. То же самое с твоей свадьбой. Мы больше не празднуем Рождество вместе. Когда я говорю с Мэлом, становится понятно, что он уже давным-давно тебя не видел. Не знаю… Кажется, будто вы чужие друг другу.
