Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 119
Вторая «русская леди» — это Пелагея Федоровна Каменская, отношения с которой несколько удивили Дидро. «Каменская, друг ее и спутница, страстно любит Францию, откровенно хвалит хорошие стороны ее и тем не совсем сходится с образом мнений княгини»{571}. Каменская появилась в окружении нашей героини в 1763 году и помогала той вылечиться после удара. Когда Михаил Иванович умер, она входила в число немногих, кто умел отвлечь вдову от «черной меланхолии». Сама княгиня называла компаньонку среди тех лиц, «добровольной рабой» которых она была.
Отзывы англичанок о гостье подчеркивали ее мужеподобность. Так, миссис Элизабет Картер писала в ноябре 1770 года подруге: «Княгиня Дашкова… ездит верхом в сапогах и в мужском одеянии и имеет соответствующие манеры. Это можно было бы объяснить обычаями ее страны и большей безопасностью в управлении лошадью. Но она также танцует в мужском костюме и, я думаю, появляется в нем столь же часто, сколь и в обычном платье»{572}. Хотя никто из английских знакомых Дашковой не назовет ее, как французский посол Луи де Сегюр, «ошибкой природы», мысль, будто княгиня «больше походит на мужчину»{573}, прозвучит у многих.
Тем не менее именно в Англии, во время первого приезда в 1770 году, будет написан самый нежный, трогательный портрет княгини кисти О. Хамфри{574}. Ничего от «бой-бабы», ничего от «необузданных инстинктов» — беззащитность и достоинство ричардсоновских героинь. Идеал новой эпохи.
Дашкова отмечала: «Я не поехала ко двору и все свое время употребила на осмотр достопримечательностей». Но ее и не приглашали. Лондон в это время находился в плотных политических контактах с Петербургом. Дипломатическая близость — хрупкая вещь, и английские официальные лица уклонились от встреч с бывшей заговорщицей. Есть сведения, что такое равнодушие обидело Екатерину Романовну. Миссис Картер писала, что «Дашкова была недовольна приемом».
Однако, если судить по сочинению «Путешествие одной российской знатной госпожи по некоторым английским провинциям», княгине очень приглянулась Британия. Она создала образ идеальной страны, — утопии, — расположенной не где-то, «в землях незнаемых», а под конкретной географической широтой. Туда можно поехать и убедиться своими глазами, на что способно организованное общество.
«Англия мне более других государств понравилась, — писала Екатерина Романовна. — Правление их, воспитание, обращение, публичная и приватная их жизнь, механика, строения и сады — все… превосходит усильственные опыты других народов в подобных предприятиях»{575}. Пока Дашкова отлучалась из Лондона на северо-запад Англии, она вела дневник. Через пять лет в России княгиня опубликовала его, подвергнув заметной редактуре.
В предпосланном «Путешествию…» переводе из Поля Гольбаха «Общество должно делать благополучие своих членов» высказан один из важнейших принципов, названных позднее «разумным эгоизмом»: «Рассудительная или просвещенная любовь самого себя есть основание общественных добродетелей». «Когда народ, или те, кто им управляет, неправосудны или нерачительно долг свой исполняют, они тем… разрывают связь общества. Человек становится неприятелем оного… Всякий нарушает законы… почти все члены бывают наконец взаимными врагами»{576}. Естественно ожидать дальше описания правильного устройства.
Расположение за переводом рассказа об Англии подводило читателя к мысли: на острове философия взаимной поддержки — достояние всего общества. Посещая в Лондоне выставку Вольного общества художеств, хлебопашества и торговли, княгиня нашла «великое множество разных машин и орудий, для пользы рода человеческого вымышленных, за кои великими деньгами награждены их сочинители». По дороге княгиня продолжала удивляться: «Земля так удобрена и так прибрана, что смотреть весело, чему много помогает их скот, который бесчисленными стадами почти весь круглый год в поле питается (и который также отмечен величиною и красотою своею); почему как сия земля ни многолюдна, однако им не только своего хлеба становится для себя, но еще много оного выпускают в Ирландию и Шотландию».
Повторив идею Дэвида Юма из переведенного ею «Опыта о торге», что скудость английской земли породила высокую культуру земледелия{577}, Дашкова опустила сведения о ввозе Англией хлеба из американских колоний. При постоянном росте производства рос и импорт (в том числе русского чугуна, леса, парусины, пеньки, дегтя, домотканого холста). Англия меньше всего напоминала замкнутую систему. Но реальность в данном случае не имела ключевого значения.
Путешественница избегала говорить о конкретных людях и малейших неустройствах, предпочитая описывать парки, газоны, машины и фабрики. «Мастерская мира» обладала и бродягами, и работными домами, и лачугами восточного Лондона. Но Дашкова говорила о среднем классе, где господствовал тон довольства, так приятно удивлявший русских путешественников. Создавая из Англии утопию, княгиня в первую очередь думала о своей стране. Она как бы намечала в воображении две точки: отправную, где находилась невоспитанная Россия, и конечную — просвещенная Британия.
Французские писатели уже освоили это направление мысли. Княгиня шла по их следам. Дидро восклицал: «Она так любит англичан, что я боюсь за ее пристрастие к этому антимонархическому народу». Но не сам ли он создал у читателей зависть перед британскими законами? Дашкова нашла в Англии отечество своего разума. Мысль о возвращении в «огромную тюрьму» не могла не тяготить княгиню.
Глава девятая. ЧЕЛОВЕК СЕМЕЙНЫЙ
При сложных, творческих отношениях Екатерины Романовны с реальностью обоснован вопрос: насколько увиденное ею в Европе было результатом непосредственных наблюдений, а насколько — частью внутреннего мира самой княгини, где каждая картина обретала смысл только с учетом прочитанного? Иными словами, ехала ли Дашкова «с широко закрытыми глазами»?
На первый взгляд вопрос кощунственный. Известно, что наша героиня не отдавалась праздным развлечениям, а осматривала фабрики, заводы, парки, верфи и даже пыталась проникнуть на военные объекты, куда ее, впрочем, не пускали. Екатерине Романовне всё нужно было потрогать собственными руками и узнать, как, из каких материалов, на какие средства создано то или иное сооружение. И вот здесь княгиня более всего напоминала слепого, который ощупывает лицо незнакомца.
Наша героиня ощупывала лицо Европы. Многие ее замечания интересны уже потому, что не пришли бы в голову зрячему. При этом другие, очевидные вещи ускользнули от Дашковой. Так, проезжая через Пруссию, она обратила внимание на высокое качество земли и на заботы короля о подданных. В это же время российские чиновники предлагали Екатерине II открыть границу в Риге, чтобы обнищавшие в результате финансовых махинаций казны пруссаки перебегали на нашу сторону{578}.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 119
