– И?..
– Вышло около ста тысяч долларов.
Барри подавился пивом.
– Что?!
– Я сама сперва не поверила. Там двадцать пять тысяч долларов за первичное благоустройство участка…
– Двадцать пять?..
– Дай я закончу.
Морин скороговоркой пересказала длинный список невероятно дорогостоящих услуг и ни с чем не соразмерных штрафов.
– Мы не будем платить!
– Тогда у нас отнимут дом.
– При таких аппетитах никакого дома не хватит!
Морин широко раскрыла глаза.
– Они так и задумали! Они хотят нас разорить и отнять дом. Господи, как я раньше не сообразила? Ну да, стоимость дома, возможно, покроет штрафы, а счета за работу? За материалы, за покраску и благоустройство? Тут затронуты интересы других людей. Ты думаешь, ассоциация простит нам этот долг? Никогда в жизни! Нас привлекут к суду, и мы проиграем, потому что работа реально сделана, услуги оказаны, а мы не хотим платить. – Морин прерывисто вздохнула. – Мы пропали!
– Надо было слушать Грега Дэвидсона, – буркнул Барри. – Слушай, может, мне пойти добровольцем?
– Не говори так, даже в шутку! – рассердилась Морин.
И правда, смеяться не с чего. Барри хотел бы ответить, что у него есть план, как им выпутаться из этой жуткой истории, но никакого плана не было. Барри молча допил пиво, глядя на заходящее солнце.
Больше невозможно. Сил нет.
Лиз долго смотрела на телефонную трубку, потом тяжело вздохнула и набрала номер Джаспера Колхауна. У нее мурашки прошли по спине, когда старик ответил:
– Слушаю, Элизабет.
Как он догадался, что это она звонит? Определитель номера, сама себе ответила Лиз. Сейчас многие себе их ставят. Никакой мистики. И все равно холод пробирал, стоило представить себе его неестественно бледное лицо.
– Чем могу помочь? – осведомился председатель.
Даже сейчас гордость не позволяла ей просить. Колхаун не услышит мольбы о пощаде – такого удовольствия она ему не доставит. И все же ее сломали. Как ни хорохорилась, она не смогла выстоять против систематической травли. Сколько ни уверяли ее в своей дружбе Морин, и Тина, и Одри, и Мойра, они ведь не останутся с ней на ночь.
Когда происходило самое плохое, Лиз была в доме одна.
Вчерашняя ночь стала последней каплей.
Снаружи раздавались голоса, яркие огни были видны даже сквозь занавеску. Лиз, чтобы хоть как-то отвлечься, включила телевизор. От увиденного у нее воздух застрял в горле и подкосились ноги. Лиз бессильно рухнула на диван.
По программе БВТВ, всем напоказ, передавали сцену смерти Рэя.
Лиз понимала, что это постановка, но человек на экране выглядел точь-в-точь как Рэй. У нее на глазах он поскользнулся в ванной, упал и ударился головой о твердый фаянсовый выступ. Несколько минут лежал неподвижно, обливаясь кровью, а потом встал и, шатаясь, побрел на кухню. Там попытался снять трубку с телефона. Ассоциация показывала свою версию событий. Лиз точно знала, что это неправда, и все же так хотелось поверить…
Она и поверит. Лишь бы все это наконец закончилось.
Человек, похожий на Рэя, спотыкаясь на каждом шагу, выбрался на террасу, перевалился через перила и рухнул вниз, упав и без того окровавленной головой прямо на острый камень. Тут картинка на экране сменилась. Лиз увидела себя в комнате – себя настоящую, не актрису-дублершу. Она сидела на диване и плакала.
Лиз отчаянно закричала. Невозможно было выносить это издевательство. Внутри поднялась целая буря мучительных чувств. Тут же картинка вновь изменилась – Лиз увидела себя в прямом эфире, заходящуюся в крике.
Выключив телевизор, она бросилась в спальню и зарылась под одеяло, подобрав руки и ноги, втянув голову, чтобы спрятаться целиком. Наверное, здесь тоже установлена камера – так пусть любуются на одеяло хоть целую ночь. Она и носа наружу не высунет. Больше у них не выйдет за ней подглядывать.
Раздавленная отчаянием и острым чувством утраты, Лиз мысленно снова и снова прокручивала увиденные по телевизору кадры. Сцену смерти Рэя снимали здесь, в доме. Когда успели? После похорон она почти никуда не выходила. А если и выходила, то совсем ненадолго…
Ночью, поняла Лиз. Съемка происходила ночью. Вот откуда странные звуки.
Хотя съемка одной сцены не может объяснить все шумы. Что еще здесь творилось?
Лиз вновь почувствовала себя поруганной. Подтверждение всех ее страхов принесло с собой ощущение беспомощности и безнадежности. Сколько она еще выдержит? Сколько сможет жить под прицелом?
Лиз решила действовать.
– Элизабет? – окликнул Колхаун.
– Мне нужно с вами поговорить.
В трубке раздался смешок.
– Я знал, что вы одумаетесь.
– Я не собираюсь вступать в правление, – возразила Лиз. – Я просто хочу…
– Поговорить. Я понял. Может быть, откроете дверь, и мы обсудим сложившуюся ситуацию?
Открыть дверь? Лиз выскочила из кухни в прихожую и посмотрела в глазок. Председатель стоял на крыльце, прямо на коврике с надписью «Добро пожаловать», и говорил с ней по мобильнику.
«Не впускай его!» – сказал голос у нее в голове. Любимый, родной голос Рэя.
Но у нее не было больше сил. Она не такая несгибаемая, как Рэй. Без его уверенности и упорства ей не вынести беспрерывного давления.
«Не открывай…»
Лиз глубоко вздохнула и отперла дверь.
Председатель с улыбкой шагнул в прихожую. Лиз вздрогнула, когда он тронул ее за плечо.
– Теперь все в порядке, – сказал Джаспер Колхаун. – Все будет хорошо.
– Как видно, нас не пригласили.
Барри и Морин стояли в гостевой комнате, не зажигая света, и смотрели в раскрытое окно. Прохладный ветерок, предвестник надвигающейся осени, приносил с собой шум веселья. За деревьями на фоне безлунного неба сиял огнями клуб, словно накрытый светящимся куполом.
Еще раньше Барри и Морин видели, как мимо дома в сторону клуба проезжают машины, идут пешком люди. Многочисленные листовки сообщали, что торжественное открытие состоится на этой неделе, но точная дата в них не была указана.
Видимо, другим жителям поселка разослали приглашения.
Среди сосен мерцало необычно много огоньков: уходя на открытие, люди оставляли свет на крыльце.
– Кажется, почти все там, – заметил Барри.
– Глядя в окно, нельзя оценить точно.
– Считай, у меня интуиция.
– Я думаю, Лиз осталась дома.
– Утешила! – фыркнул Барри.
– Ладно тебе! Как будто они все станут ярыми сторонниками ассоциации только оттого, что один раз сходили на праздник. Большинство наверняка пошли только ради дармового угощения.
