И, глядя перед собой невидящим взором, она продолжала одеваться.
А Люк тем временем вернулся в тюрьму. Разрываемый на части сомнениями, он уселся за стол и опустил голову на руки.
— Господи, какая неразбериха! — пробормотал он.
Конечно, Маккензи верил в невиновность Хани. Но почему она не была честной с ним? Этого шериф понять не мог. Неужто она думала, что он останется спокойным, узнав, что ее подозревают в самом тяжком преступлении? Как могла она сказать, что ничего бы не изменилось, если бы она поведала ему правду? Дьявол! Большая разница — узнать все от нее или из этого чертового плаката! Если бы она ничего не утаила, они бы смогли полностью доверять друг другу.
Люк вскочил из-за стола и принялся мерить шагами комнату, проклиная все на свете. Потом он яростно скомкал злополучный плакат и швырнул его в мусорную корзину.
— Черт бы тебя побрал, Хани! — выругался Маккензи, снова усаживаясь на стул. Перебирая в уме их недавнюю размолвку, он все больше убеждался, что был не прав.
Всю неделю шериф Маккензи старательно обходил «Лонг-Бранч» стороной, но к субботе понял, что не может больше без Хани. Взяв со стола небольшой сверток, он направился в салун.
В баре девушки не было, и Люк поднялся наверх.
— Привет, — радостно поздоровался он, когда Хани появилась на пороге комнаты.
Хани не ответила и, отвернувшись от него, села за туалетный столик. Люк вошел в комнату и запер дверь.
Девушка по одной вынимала шпильки из волос, и наконец они рассыпались по ее плечам золотистым шатром. Ему нестерпимо хотелось погладить ее шелковые кудри, запустить в них пальцы, вдохнуть их аромат.
— Ты все еще сердишься на меня? — спросил он. Хани по-прежнему молчала. Тогда Маккензи шагнул к ней и протянул девушке сверток.
— Это тебе.
Хани посмотрела на коробку в яркой обертке.
— Бойся шерифов, дары приносящих, — усмехнулась она.
— Ты откроешь ее?
Рука Хани на мгновение застыла в воздухе, а затем она развернула бумагу и подняла крышку коробки. Внутри лежал тот самый черный пеньюар, которым она когда-то так восторгалась.
— Как красиво, — тихо проговорила она.
— Тебе очень пойдет.
Девушка молча встала и повернулась к окну. Скрестив на груди руки, она смотрела на улицу. Маккензи подошел к ней сзади и обнял ее за плечи — по ее телу пробежала дрожь.
— Я знаю, что обидел тебя, — прошептал Люк ей на ухо. — Прости меня, сойка.
Слегка откинувшись назад, Хани наслаждалась исходящим от него теплом. С трудом проглотив застрявший в горле комок, она прерывисто вздохнула.
— В ту ночь шел сильный дождь… Гремел гром, сверкали молнии… — невыразительным голосом заговорила она. — Петерс сказал мне, что работает детективом пароходной компании и идет за капитаном, чтобы арестовать меня.
— Не объясняй ничего, сойка.
— Но я хочу. — Сделав несколько глубоких вздохов, она почувствовала, что обрела силы для того, чтобы продолжить рассказ. — Я была в состоянии думать лишь о том, что мне надо скрыться до его возвращения. Выглянув из каюты, я увидела, что Симмонс спорит о чем-то с Петерсом. Петерс хотел уйти, но тут Джейк вынул нож и перерезал ему горло. Я оцепенела от страха, даже кричать не могла. Когда я немного успокоилась и смогла двигаться, Симмонс уже успел перебросить тело через поручни. Тут-то он увидел меня и понял, что убийство совершено на моих глазах. Я поняла, что стану очередной жертвой убийцы, и это повергло меня в ужас. Он бросился за мной, но мне удалось спрятаться. Я так перепугалась, что не знала, куда убежать. Как только Симмонс скрылся из виду, я покинула пароход.
Люк крепче сжал ее плечи:
— Я все понимаю, Хани.
Девушка повернулась и испытующе заглянула ему в глаза.
— Ты правда понимаешь? Ты понимаешь, на что способен отчаявшийся человек?
— Все позади, сойка. Я послал в Индепенденс телеграмму, в которой сообщил, что Симмонса застрелили, уличив в шулерстве. Все позади, — повторил он.
— Но между нами еще ничего не ясно, Люк. Теперь-то я понимаю, что должна была все рассказать тебе в тот вечер, когда проводился благотворительный базар. Но я собиралась через пару дней уехать из Стоктона и не хотела омрачать оставшиеся часы.
— Я ни на секунду не усомнился в тебе, Хани, и не думал даже, что ты можешь иметь дело с убийцей. Я был лишь огорчен тем, что ты мне не доверяешь.
— Я тоже.
— Что? — не понял Люк.
— Я тоже была расстроена тем, что ты не доверяешь мне, — печально улыбнулась девушка.
Он взял ее лицо в свои ладони, и сердце Хани упало.
— Ты наденешь его для меня? Девушка смутилась, но шериф взял ее за руку и подвел к туалетному столику.
— Пеньюар, — пояснил он.
Теплая волна возбуждения окатила ее. Дрожащими пальцами девушка вынула пеньюар из коробки и робко улыбнулась.
— У меня в жизни не было такой красивой вещи, — прошептала она.
Пока она переодевалась, Люк присел на край кровати, снял с себя ремень с кобурой, сапоги и расстегнул рубашку.
Хани как завороженная смотрела на него. Последние ночи, проведенные в одиночестве, стали для девушки сущим адом.
Охваченные желанием, они приблизились друг к другу.
— Я такой и представлял тебя в нем, — хрипло прошептал Маккензи.
Хани заглянула ему в глаза и тут же, будто ослепленная, отвернулась. Взяв ее за плечи, Люк повернул девушку к себе лицом и поднял ее подбородок.
— Что тебя тревожит, сойка? — ласково спросил он. — Ты все еще сердишься?
— Нет, Люк, не сержусь. Знаешь, у меня такое чувство, словно мы впервые вместе.
— А меня это ощущение преследует каждый раз в твоих объятиях. — От его низкого голоса мурашки поползли по спине девушки.
Когда его губы накрыли ее рот, она закрыла глаза, наслаждаясь поцелуем. Открыв глаза, она встретилась с ним взглядом.
— Я не стану торопить тебя, — прошептал он, поглаживая ее спину. — Хочешь, просто посидим и поговорим, пока ты не почувствуешь, что готова?
— Пожалуй, так и поступим, Люк, — зардевшись, пробормотала Хани. Она чувствовала себя как девственница, впервые оказавшаяся с мужчиной.
— Мы даже можем сразиться в карты, — предложил шериф.
Хани удивленно приподняла брови:
— Что ты имеешь в виду?
— Как это что? Хочешь — поиграем в карты.
— Неужто ты надеешься обыграть меня?
— Не знаю, надо попробовать, мисс Хани.
— Что ж, мистер Маккензи, карты так карты.
Люк уселся на пол посреди комнаты, а девушка достала колоду карт. Опустившись перед ним, она грациозно перетасовала карты.