Книга Рэт Скэбис и Святой Грааль - Кристофер Дейвс

Я даже не знаю, сколько кладбищ мы «охватили» в следующие два дня: Эспераза, Куаза, Монтазель, Ренн-ле-Бэн, Але-ле-Бэн и т. д. Было холодно, мы жутко мерзли. Но Скэбис не сдавался. На кладбище в Эсперазе – самом большом из всех – мы со Скэбисом несколько раз потеряли друг друга. Пряча озябшие руки в карманах, я бродил по замерзшим тропинкам среди могил, под свист студеного ветра. Вокруг громоздились высокие горы в шапках белого снега. Время от времени среди надгробий мелькала одинокая фигура Скэбиса. Ощущения были вполне мистические. Я как будто попал в финальную сцену «Хорошего, плохого, злого». Мой внутренний плейер переключился на главную музыкальную тему фильма, зловещую и тревожную.

На всех кладбищах, которые мы осмотрели, находились могилы кого-нибудь из Денарно или Марэ, но только не тех кто нам нужен. Похоже, фамилия Денарно была достаточно распространенной в этих краях. И Соньер, кстати, тоже. Только на кладбище в Эсперазе были похоронены больше дюжины Соньеров. Многие надписи на надгробиях содержали двойные фамилии – Соньер-Мирабель, Соньер-Паж, Денжон-Соньер – указания на брачные связи между различными семьями. Встречались и другие знакомые фамилии. Фамилии людей, так или иначе причастных к тайне Ренн-ле-Шато. В том числе: Ривье (священник из Эсперазы), Марти (человек, которого монсеньор Босежур прислал на замену Соньеру), Крое и Тисерьер (местные архивариусы, современники Беранже Соньера). Сейчас я скажу странную вещь, но в ходе наших «кладбищенских странствий» эти люди сделались нам как-то ближе – пусть даже останки в могилах, которые мы находили, принадлежали каким-то совсем дальним родственникам или просто однофамильцам.

Последним мы посетили церковное кладбище в Ренн-ле-Бэне. У меня уже обозначилась явная передозировка каменных ангелов и крестов, и я был уверен, что мы ничего не найдем и только зря потеряем время, но Скэбис уперся намертво. Мы даже не стали ломиться в церковь. Мы и так знали, что она будет закрыта. Скэбис высказался в том смысле, что такая у нас незавидная судьба: никогда не попасть в эту церковь. Сам не знаю, с чего бы вдруг, но меня это задело, и на обратном пути я все же попробовал подергать дверь. На всякий случай. В рамках борьбы с незавидной судьбой. Дверь действительно была заперта, но на ручке висела записка с номером телефона и словом «la clef», то есть «ключ». Уже минут через пять (слава богу, мне не пришлось объясняться с ключником на своем корявом французском: он замечательно говорил по-английски) мы вошли в церковь Анри Буде.

Когда Генри Линкольн впервые попал в эту церковь в 1970-х годах, она была темной, унылой и мрачной – такой же, как во времена Анри Буде. Но теперь все изменилось. Вся церковь была залита ярким светом, ослепительно белые стены как будто светились сами по себе. Я бы не удивился, если бы нам навстречу выскочила лохматая английская овчарка, «рекламное лицо» и товарный знак красок «Дьюлакс». Смотритель сказал, что интерьер полностью переделали в 1990-х годах, когда в Ренн-ле-Бэне проходили масштабные восстановительные работы после разлива реки Саль, затопившей деревню. Но знаменитая картина с изображением тела Христа в пещере, висевшая в церкви с начала девятнадцатого века, осталась на месте. Знаменитая в том смысле, что многие ренньерцы считают, будто в ней зашифровано некое тайное сообщение. К счастью, Скэбис к ним не относился.

– Полный бред, – заявил он, внимательно рассмотрев картину. – Они утверждают, что правое колено Иисуса исполнено в форме заячьей головы. Вот скажи мне, пожалуйста, это похоже на заячью голову?

Я подтвердил, что совсем не похоже. На мой непосвященный взгляд, это было похоже на самое обыкновенное колено.

– Никакой это не заяц, – продолжал Скэбис. – Это вылитый кролик.

Мы со Скэбисом были довольны, что нам все-таки удалось проникнуть в вечно закрытую церковь в Ренн-ле-Бэне и посмотреть, что там внутри, хотя, по сути, смотреть было не на что. Если, конечно, мы не упустили чего-то важного относительно зайца. Или кролика. Или что это было. Зато на следующий день мы поехали в Ле-Серпент, крошечную деревушку в нескольких милях от Монтазеля, и вот там было на что посмотреть. Это место было не связано с историей Ренн-ле-Шато, мы поехали туда исключительно из-за таинственного названия (Le Serpent, Змей) и, в общем, не пожалели. Даже наоборот. Там было много чего интересного. Например, впечатляющая статуя Христа (в стиле «священного сердца»), раскрашенная в три цвета: черный, белый и кроваво-красный, – и полустертая временем надпись, выбитая на древней стене у церкви. Какие-то странные знаки, похожие на иероглифы. В центре деревни располагался внушительный замок: не средневековый, а скорее относящийся к концу семнадцатого – началу восемнадцатого столетия, но все равно – настоящий замок. Из любопытных деталей стоит отметить каменное изображение человеческой головы на остроконечной крыше и двух птиц, вырезанных на стойках ворот – точно таких же, как птицы, расположенные по обе стороны надписи «Tentbilis Est Locus Iste» над входом в церковь в Ренн-ле-Шато.

Нам очень хотелось увидеться с Аленом Фера, но он куда-то пропал. Мы несколько раз заезжали к нему и подолгу стучали в дверь, но его то ли не было дома, то ли он не хотел открывать – даже в тот раз, когда нам показалось, что где-то в квартире играет радио или работает телевизор. Зато с Дженни мы встретились в первый же день, как приехали в Ренн-ле-Шато. Мы как раз выходили с кладбища, а она проходила мимо.

Дженни пригласила нас в гости – на следующий день, ближе к вечеру. За ужином она подтвердила, что продает дом в Рейне и переселяется на Гавайи. Среди гостей (кроме нас со Скэбисом, пришлиеще четверо человек) был весьма импозантный молодой мужчина с длинными светлыми волосами. Я вспомнил, что видел его в тот вечер в «Синем яблоке», когда Скэбис играл на ударных в саду у Тони. Оказалось, что он из Канады и живет в Ренн-ле-Шато уже около года, причем приехал сюда совершенно случайно – что называется, проходил мимо.

– Я знать не знал ни о какой тайне Ренн-ле-Шато. Я даже не знал, как называется это местечко.

И тем не менее он нашел здесь работу буквально в течение часа, как только приехал.

– А тут можно где-то устроиться на работу? – удивился Скэбис. – Я и не знал. А вы чем занимаетесь?

– Да так, помогаю тут кое-кому, – туманно ответил канадец.

Чуть позже, когда молодой человек на минуточку вышел из комнаты, Дженни сказала нам по секрету, что таинственный «тут кое-кто» – это Крот. После чего мы со Скэбисом принялись изощряться, стараясь ввернуть в разговор (чаще не к месту, нежели наоборот) идиотские фразы с намеком типа: «Видимо, вы человек близкий к земле», «А вы никогда не страдали симптомом «тоннельного зрения?», «В детстве вы не боялись темноты? Или замкнутого пространства?» Канадец лишь улыбался. В конце концов Скэбис не выдержал и задал вопрос в лоб:

– А эта ваша работа, она как-то связана с землеройством?

Но канадец опять промолчал и загадочно улыбнулся.

С тех пор мы его больше не видели. Должно быть, Кроту настоятельно требовалась его помощь.

Мы встретили Бельи на вокзале в Каркассоне. Он был нагружен по самые уши и производил впечатление человека, который приехал куда-то на несколько месяцев, а не на несколько дней. Помимо объемистого рюкзака, при нем имелся ноутбук и две большие коробки, закрепленные на тележке для сумок. В коробках было вино – новогодний подарок от Салима нам со Скэбисом, – но мы узнали об этом только тогда, когда Скэбис схватил тележку и бережно потащил ее вниз по лестнице. Бутылки внутри угрожающе зазвенели. Бельи принялся орать Скэбис, естественно, заорал в ответ. Обмен оскорблениями продолжался минуты три. Они ругались вполне вдохновенно, замысловато и громко – причем даже не поздоровавшись.