Вопрос о музее – он не стоял ни во время празднования столетия со дня рождения писателя, когда устанавливался на Арбатской площади памятник работы Н. А. Андреева, ни полвека спустя, когда Советом министров РСФСР были намечены для первоочередного открытия шесть мемориалов в Москве. Печально знаменитое это постановление 1966 года – своего рода наш культурный долгострой – до сих пор не претворено в жизнь. В который раз приходится повторять, что по-прежнему нет мемориалов Телешова, Щепкина, по существу уничтожен усилиями арендаторов Худфонда РСФСР дом Танеева, не существует музея-мастерской Левитана. С огромными сложностями создан только дом А. Н. Островского в Замоскворечье. Что же касается гоголевского дома, его судьбу предрешило отношение Литературного музея, отказавшегося принять под свою эгиду отселенный в год издания постановления особняк. Доводы администрации сводились к отсутствию необходимого количества экспонатов, но в действительности решающую роль сыграло отсутствие в музейном коллективе сотрудников, занимающихся специально Гоголем.
В результате срочных поисков иного арендатора для здания всплыла кандидатура библиотеки, находившейся в катастрофических условиях на соседней улице Герцена. Фонд, созданный по инициативе Н. К. Крупской при обществе «Долой неграмотность!», не имел из-за помещения ни перспектив развития, ни возможностей дальнейшего существования. Формально вопрос решался ко всеобщему удовольствию.
Именно формально – потому что уже первые действия, связанные с размещением библиотеки, свидетельствовали о трудной ее совместимости с мемориалом. Без малого десять лет реставрировавшееся здание (надо иметь в виду, что его основу составляют салтыковские палаты XVII века) было сдано библиотечным работникам без учета существования мемориальных комнат: в них строители и новые хозяева разместили книгохранилище. Если бы не активнейшее вмешательство общественных инспекторов ВООПИК, мы, по всей вероятности, не имели бы и того скромного уголка, который по статусу является всего лишь отделом библиотеки. Причем отделом ненужным, поскольку никакие показатели его работы не входят в типовую и единственно учитываемую библиотечными управлениями систему отчетности.
Что же касается доводов Литературного музея, то, если бы с ними согласились на Украине, там и поныне не существовало бы гоголевской Васильевки, отстроенной заново на пустом месте, укомплектованной экспонатами гоголевского времени и выполненными по образцам первой половины XIX века новоделами. Вопрос спорный, с научной точки зрения, и безусловный, если говорить о воссоздании для широкого читателя и посетителя образа гоголевской родины, которой писатель так дорожил. К тому же вопрос комплектования мемориального музея в силу специфики коллекций подобного рода никогда не может считаться окончательно разрешенным, особенно если он ведется профессиональными научными работниками. Нужно знать, в каком направлении следует обращать поиски и что можно рассчитывать найти. Коллектив Васильевки продолжает искать, с Литературным музеем все складывается иначе.
Связанные жесткими сроками открытия мемориальных комнат к тому же в подчинении не имевшей к ним отношения городской библиотеки, сотрудники Литературного музея ограничились подбором минимума необходимых для типовой обстановки гостиной сороковых годов прошлого века современных писателю вещей. Так в помещении гоголевского кабинета оказались диван Александра Николаевича Островского и стол Михаила Петровича Погодина – последний из собрания Государственного Исторического музея, где хранится погодинское наследство. Из двух комнат гоголевской половины приемная и вовсе осталась необставленной – в ней разместились грубые, наспех покрашенные белой краской стенды с никак не связанной с мемориалом экспозицией по обзору творчества Гоголя.
При подобном отношении музеев на том раннем этапе существование мемориала в составе библиотеки было даже благом. Директор библиотеки Е. А. Хрущева изыскивает средства для пополнения обстановки мемориала мебелью и предметами быта 30-40-х годов прошлого века. В кабинете появляется за ширмами кровать красного дерева, книжные шкафы, в приемной – столы и стулья, на кровати – превосходная русская шаль из собрания известного искусствоведа А. Н. Лужецкой. Каждый новый предмет проходит научную экспертизу в Государственном Историческом музее, в книжных шкафах появляются современные Гоголю книги, в основном из фондов Ленинской библиотеки. Копия посмертной маски писателя, множество бытовых мелочей, начиная с ковра перед диваном, кончая щипцами для снятия нагара, шандалами, настольными часами, приносят в дар москвичи. Наиболее ценное пополнение составляют предметы из поместья Кибинцы Д. П. Трощинского вблизи Васильевки, где подолгу живали родители Гоголя и он сам в детстве и где существовал так называемый флигель Гоголей. Именно оттуда происходят подаренные мемориалу московским художником Э. М. Белютиным чернильница XVIII века, личная игольница писателя, нотный альбом, книги. Популярности мемориала и притоку в него даров несомненно способствовали вечера с участием артистов Малого театра – «Гоголевские среды», продолжавшиеся ежемесячно в течение шести сезонов. Свои имена связали с мемориалом народные артисты СССР Е. Н. Гоголева и М. И. Царев, М.И. Жаров и Н.А. Анненков, народные артисты РСФСР Борис Телегин и Эдуард Марцевич, заслуженные артисты Георгий Куликов, Пров Садовский, Николай Верещенко, Владимир Сафронов, Аркадий Смирнов, Борис Клюев, Роман Филиппов.
Этого было немало для того, чтобы заявить о рождении мемориала, но совершенно недостаточно для его перспективного развития. Последнее стало совершенно очевидным после смерти Е. А. Хрущевой. К великому сожалению, не была выполнена и последняя воля бывшего директора, предназначавшая ряд предметов собственной обстановки для пополнения экспозиции гоголевских комнат. Как ни парадоксально, окончательная точка была поставлена постановлением министра культуры РСФСР от 1984 года о создании Музея Гоголя. Новое руководство библиотеки, поддержанное министром, могло со спокойной душой перестать заботиться о дальнейшем формировании мемориала, в то время как само по себе решение осталось нереализованным.
Вместо устройства подлинного мемориала все силы Литературного музея были направлены на создание юбилейной гоголевской экспозиции в так называемом аксаковском доме на Сивцевом Вражке (№ 30). Так называемом, потому что аксаковское семейство провело в нем всего несколько месяцев, а Гоголь побывал считанное число раз. Какое может быть сравнение с последней квартирой писателя, где он прожил много дольше, чем по любому иному адресу. О юбилейной экспозиции, конечно, много и восторженно писали, но почему-то никто из писавших не испытал неловкости за брошенный на произвол судьбы дом на Никитском бульваре. И в таком определении ситуации нет ни капли преувеличения.
Прежде всего это большие и постоянные механические перегрузки старого строения. Обслуживание 20 тысяч читателей означает сплошной людской поток, на который перестраивавшиеся и постепенно приобретавшие наслоения достроек палаты XVII века не рассчитаны. Во-вторых, это техническое содержание особняка, в подвале которого почти постоянно стоит вода, разрушая и весь дом, и особенно гоголевскую половину. Решение проблемы гидроизоляции не может быть отнесено к простым и, что греха таить, напрямую связано с определением ценности сооружения: отношение к музейно-мемориальному комплексу всегда иное, чем к обыкновенному культурному учреждению. Быстрому ветшанию здания способствует и то, что в библиотеке не поддерживается постоянный температурный и влажностный режим, без которого невозможно хранение и музейных экспонатов.
