Дать милостыню этому существу? Продлить эту ужасную жизнь? Жанна подумала, что, будь у нее кинжал, она проявила бы христианское милосердие, пронзив несчастной сердце.
У Жанны не было кинжала, чтобы прекратить муки жалкого создания; она подала милостыню, шепнув еле слышно:
— Пусть смерть быстрее освободит тебя!
Тем не менее, мысленно она совершила убийство. Из милосердия.
Она вышла из церкви с убеждением, что любому королю и любому папе следовало бы перерезать глотку без суда за их стремление править миром. Ибо они, воссев на престолы свои, несли ответственность за страдания подвластных им людей.
Она видела духов на Чертовом болоте — те не подчинялись никакому земному закону. Ни король, ни понтифик не имели власти над ними.
Они слушали только голос Духа. Она вспомнила, как Франц Эккарт однажды вечером сказал ей: в XI веке монах Иоахим Флорский возвестил в своей книге «Вечное Евангелие», что царство Духа наступит в 1260 году. Она пожала плечами. Спустя двести сорок пять лет в мире царствовала нищета.
Ей вдруг захотелось убежать, словно преступнице или еретичке, увидевшей костер. Окажись она в Кадиксе, немедля села бы на первый же корабль, отплывающий к безымянному континенту, который видели Жак Адальберт и Деодат.
В этот самый час Франц Эккарт находился в резиденции епископа.
Дворец, расположенный неподалеку от правой абсиды собора Парижской Богоматери, на самом деле представлял собой крепость — впрочем, ее и охраняли лучники.
Из нижней залы, ледяной от смертельно холодных сквозняков, шел запах капустного супа. Франца Эккарта проводили на второй этаж, где к запаху капусты примешивался аромат ладана. Монах-доминиканец постучал в толстую дверь с железными оковками. Открыл ее другой доминиканец, и Франц Эккарт оказался в большой зале, жарко натопленной большим камином, где можно было бы поджарить на вертеле сразу трех неверных. Подвешенный на крюк железный горшок что-то глухо бормотал — наверное, читал по-латыни молитвы.
Францу Эккарту пришлось некоторое время подождать. Наконец он был допущен к епископу.
Этьен де Понше сидел перед столом, затянутым пурпурной парчой, на котором возвышалось эбеновое распятие, инкрустированное золотом; на кресте корчился обнаженный человек из слоновой кости — Иисус.
Епископ поднял голову; шея и подбородок у него совершенно сливались. На гладком и свежем лице выделялись детские ямочки, лисьи глаза, изящный нос и чувственные губы. Квадратная шапочка покрывала темя. По дородности прелата легко было понять, что он не изнурял себя постом.
Этьен де Понше протянул руку; Франц Эккарт наклонился, чтобы поцеловать аметист в золотой оправе. Доминиканец дожидался знака: Понше кивнул, и к столу было придвинуто второе кресло. Посетителю не собирались читать наставление — следовательно, он мог сесть.
— Я не вижу тонзуры, — произнес Понше. — Стало быть, вы не клирик?
— Нет, монсеньор.
— Покровительство нашей святой церкви обеспечило бы вам спокойное существование.
И подчинило бы меня вашей цензуре, подумал Франц Эккарт.
— Было у вас или у кого-то из ваших столкновение с Жоржем д'Амбуазом, нашим кардиналом?
— Нет, монсеньор.
Понше кивнул:
— Стало быть, сделанное вами предупреждение было продиктовано чувством милосердия?
— Да, монсеньор. Точнее, положением звезд на небе.
— Ad limina apostolorum non it?
— Nec omne tulibet punctum,[38]— ответил Франц Эккарт, покачав головой.
— Это не личное мнение?
— Нет, монсеньор.
— Если бы вы высказали это не в столь шутливой манере, клан д'Амбуазов не пришел бы в такую ярость. Трон каменный не деревянный…
Прелат фыркнул:
— Стало быть, вы твердо верите в язык звезд?
— Если уметь понимать его, монсеньор.
— Однако вам известно возражение Цицерона: «Неужели все воины, павшие в битве при Каннах, имели один и тот же гороскоп?»
— Здесь есть один важный момент, монсеньор. Роковой приговор звезд был вынесен не воинам, а городу Канны. Скажем, если вы откажетесь ехать в город, где свирепствует чума, вам не будет угрожать опасность заболеть.
Епископ задумался:
— Интересный довод. Значит, астролог мог бы отсоветовать римлянам вступать в сражение с Ганнибалом близ этого города?
— Да, монсеньор.
— Решение звезд нельзя изменить?
— Полагаю, нельзя, монсеньор. Ни одна молитва не способна отменить затмение Солнца или Луны.
— Значит, это воля Господа?
— Полагаю, да, монсеньор.
— А дьявол не воздействует на звезды?
— Только с Божьего соизволения.
Епископ позвонил в колокольчик, вошел монах-доминиканец.
— Прошу вас, принесите нам два бокала вина с пряностями.
Итак, Понше получал удовольствие от беседы. Он вынул экземпляр «Речения звезд» из-под груды бумаг, пролистал его и нашел нужное место. Франц Эккарт заметил, что края листов обтрепались: епископ часто обращался к этой книжечке.
— В чем смысл вот этого катрена: «Неверной башни берегись, совет неверный в ее тени…»
Слуга принес серебряный графин и два бокала из итальянского стекла; наполнив один из них, он пригубил вино и протянул своему господину, затем наполнил второй и протянул гостю.
— Звезды указывают на кривую башню…
— Да это же Пиза! — вскричал Понше.
Франц Эккарт кивнул и отпил глоток: вино было подогрето и сдобрено корицей.
— А слово «совет», случайно, не означает «собор»?
— Возможно, и то и другое, монсеньор. Но я мог ошибиться.
Понше впился взглядом в молодого человека:
— Мессир де Бовуа, прошу вас, не хитрите со мной. Я оказал вам доверие. Признайтесь: вы хотели сказать, что в Пизе состоится собор?
Франц Эккарт кивнул.
— Пиза находится в герцогстве Миланском, за пределами владений понтифика. Но ведь только папа имеет право созвать собор. Вы понимаете, что вы написали?
— Моя рука лишь записывала. Диктовали звезды.
Понше вновь налил себе вина.
— Сын мой, вы объявляете во всеуслышание, что французский король созовет собор в Пизе. Это может означать только одно: попытку сместить папу.[39]Тяжелейшее обвинение!
