Детектив показывал пути движения, распределял обязанности, а сам думал о том, что врать очень легко.
Кинби знал, что говорит правильные слова, которые должны были убедить тех, кто составит группу смертников, в правильности их действий.
Но для вампира никакого значения не имело. Там, в центре проклятой паутины, сидел паук, посмевший отнять у Кинби единственную ценность, единственное существо, имевшее для него значение. Он должен умереть.
Остальное следовало принимать в расчет лишь настолько, насколько оно помогало или мешало осуществить задуманное.
– Нас мало, – подал голос Дэмьен, – Оружия мало. Не пройдем.
– Пройдем, – с уверенностью сказал Кинби. – Сейчас вы отправитесь к отелю, а я еще кое с кем встречусь. Если все пройдет, как надо, у нас будет серьезная поддержка.
* * *
Открыв глаза, Тишиг сел на кровати. В номере царила абсолютная темнота – плотные шторы задернуты, не пробивается ни единого лучика света. Но Художник знал – там, за шторами, раскаленный город цвета выбеленной временем кости. Похожий на скелет древнего гиганта, рухнувшего под собственной тяжестью посреди пустынной равнины.
Тишиг улыбнулся. Радовало, что для самой совершенной его картины удалось выбрать столь подходящее во всех отношениях место.
Размяв запястья, он встал в исходную стойку и начал танец Водяной Змеи. Бесшумно скользя по номеру, наносил стремительные удары руками и ногами, загоняя невидимого противника в угол.
Выпад следовал за выпадом, каждое движение, защитный блок, являлись элементом атаки, служили одной задаче – уничтожению противника.
Клинок появился из ниоткуда. Возник, как продолжение руки. Неуловимый глазом рубящий удар сверху вниз и вбок, изящная подпись мастера в правом нижнем углу картины. И танец продолжился, уже в обратном направлении. Только теперь все движения завершались стремительными выпадами клинка.
Завершающий удар, возврат в исходную стойку…
Он готов.
Приняв душ, Тишиг надел традиционный черный костюм, белую сорочку и однотонный черный галстук. Завязал шнурки на мягких черных туфлях, выпрямился.
Посмотрев в зеркало, чуть поправил узел галстука.
Взяв стоявший в углу длинный нейлоновый футляр, и покинул номер, аккуратно затворив дверь.
Выйдя из вращающихся дверей, он легко сбежал по ступеням и поднял руку. Старое такси лениво подползло к подъезду отеля. Открыв дверь, южанин скользнул на заднее сиденье и назвал адрес.
Такси тронулось.
Художник снова улыбнулся. Следом за его машиной тронулся неприметный седан.
Все складывалось как нельзя лучше.
* * *
Конечно же, Хранитель ни на йоту не верил Реннингтону. Однако, это не мешало ему искренне восхищаться глубиной его знаний и силой таланта.
С его появлением изучение Ангельской Звезды стремительно продвинулось вперед. То, на что раньше уходили дни и недели, теперь делалось за минуты. Реннингтон дал то, чего остро не хватало разработкам Хранителя – знания и техники других Домов Воцарения.
Реннингтон получил к ним доступ еще во время Войн Воцарения и с тех пор старательно копил информацию обо всех способностях, приемах и техниках Домов, от техноритуалов жрецов Лантоя, до сеансов Слияния с миром, проводимых Милосердными Сестрами в обстановке глубокой секретности. Пусть и не имея возможности воспользоваться многими ритуалами и приемами, он точно знал, как именно они должны проводиться и в каких случаях.
Каждый из Домов старательно оберегал свои тайны, и откровения Реннингтона стали неоценимым подарком для Хранителя.
Разумеется, он сразу же заметил и то, что своих людей Реннингтон расставил так, что они блокировали все подходы к оперативному залу, но это сейчас его не слишком беспокоило.
Подопытный показывал потрясающие результаты. Буквально за несколько часов, им удалось добиться безусловного подчинения, значительно сократилось время выполнения команд, а операторы мант-вычислителей доложили, что практически исчезла реакция отторжения, из-за которой еще вчера приходилось накачивать ангела наркотиками, подавляя волю.
Они вплотную приблизились к уровню контроля, достигнутому жрецами Аланая.
Хранитель еще раз бросил взгляд на экран и повернулся к Реннингтону:
– Это потрясающе. Мне кажется, уже сейчас можно приступать к опыту с объектами других видов.
– Советую начать с добберов. Они по самой природе своей склонны к коллективному подчинению. Так что, по возможности, привлеките к опытам полную семью. А в идеале – ячейку улья.
Неслышно ступая, вошел Олон, склонился к уху Хранителя:
– В нижнем зале ожидает некий Тишиг. Его направили для завершения контракта, заключенного нами с покойным мистером Джонсоном.
Хранитель дернул плечом:
– Подожди в моей комнате.
И, уже Реннингтону:
– Я вынужден оставить вас на некоторое время. Увы, текущие дела требуют личного присутствия.
– Да-да. Конечно. Прекрасно вас понимаю. Я буду здесь. Наблюдать за происходящим крайне… увлекательно.
Олон расхаживал из угла в угол по комнате, которую Кинби узнал бы без труда. Правда, сейчас ширмы с четырехрукими монстрами стояли сложенными вдоль стен, отчего помещение казалась нежилым.
– Что ему нужно? – резко спросил Хранитель.
– Формально, это соблюдение ритуала ордена-корпорации. Он должен принести извинения работодателю за несоответствие их продукции требованиям заказчика.
– Об этом я знаю, – отмахнулся Хранитель, – Что ему нужно на самом деле?
Олон пожал плечами:
– Увы, я не знаю. Но принять его все равно придется.
Тишиг терпеливо ждал хозяина Дома, стоя в середине небольшого светлого зала со сводчатым потолком.
При появлении Хранителя он склонился в поклоне, демонстрирующем подчинение младшего старшему и более мудрому. Хранитель по достоинству оценил этот жест и ответил поклоном «хозяин – уважаемому гостю», что сразу позволило вести беседу на более высоком уровне.
– Я слушаю вас, почтенный… – Хранитель сделал паузу, давая гостю возможность представиться.
– Тишиг. Недостойный посланник, нижайше умоляющий о прощении. От имени всего нашего ордена, я приношу свои глубочайшие извинения за то, что поставленная перед нашей продукцией задача не была выполнена.
– Извинения приняты, уважаемый Тишиг, – ответил Хранитель, пристально всматриваясь в южанина.
Он постарался ничем не показать своего удивления. Невысокий стройный человек с незапоминающимися чертами лица, являлся воплощением темноты. Для Хранителя он являлся черным силуэтом, вырезанным в структуре реальности, провалом в те пространства, куда вели наиболее тщательно охраняемые двери Дома.
