Не больше. На минуту, на две — это дело другое. Бывает. На поезд два раза опаздывал. Но не надолго же! — на две минуты буквально.
На две минуты — и то не догонишь. А тут что? Куда это годится — на полчаса! — Он фыркнул и повторил: — Нет, так дела не делаются.
Я спросил зачем-то:
— А как делаются?
— Как делаются? — удивленно переспросил Коноплянников. — Нет, ну, четкость же должна быть! Это что же? Не в игрушки играем…
Я пожал плечами. Уж какие тут игрушки. Но мне, в общем-то, было все равно. Получасом раньше или позже — лишь бы приехала. И с деньгами. Будяевых я застращал накануне до полуобморока — чтобы не опаздывали к нотариусу. Все документы, включая паспорта, у меня — поэтому они ничего не забудут. А то, что посидят немного в конторе, нас дожидаючись, — так не беда. Там прохладно, креслица… Клавдия Андреевна чайку предложит — если они, конечно, признаются, по какому делу заявились и кого ждут… В департамент до обеда не поспеем — да и черт бы с ним. После обеда приедем. Сегодня регистрацию не пройдем — тоже ничего.
Завтра кончим. Время не имеет значения. Имеет значение только сам факт — пусть привезет деньги. Это раз. И пусть подпишет договор — это два. Все.
— Да, — твердо сказал я, чтобы только он не смотрел на меня как баран на новые ворота, ожидая одобрения своих оригинальных идей.
— Конечно. Что вы! Так дела не делаются.
И как бы невзначай отошел на всякий случай подальше…
Когда черная «хонда» показалась в арке, у меня заколотилось сердце. Но не только от радости, что сделка, похоже, все-таки состоится.
Всплеснув руками, Марина двинулась навстречу.
— Я же говорю: пробка! — сообщила она, когда они вместе подошли к нам. — Все, все, пойдемте! Сергей, звони!
Все, время затикало иначе. Нервно так: тик-тик-тик-тик!
Ксения скованно улыбается; бледна, под глазами синяки. Бедная.
Но мне сейчас не до тебя. Извините. Сделка. Поехали. Я с сожалением отвожу от нее взгляд, поворачиваюсь к дверям и нажимаю кнопку.
— Слушаю, — помедлив, говорит резонирующий голос.
— На сделку, пятеро…
Щелкает замок.
Входим в предбанник. Захлопываю внешнюю дверь. Черный глазок телекамеры изучает нас не моргая. Я смотрю не на Ксению. Секунд через десять молчаливого ожидания слышится щелчок замка второй двери — он жестче. Поворачиваю крестообразный штурвал запора, с усилием тяну полутонную дверь на себя.
Коноплянников первый шагает вперед, первый же обнаруживает глядящую на него дыру автоматного ствола. Невольно шарахается.
Бывает. Депозитарий «Святогора» вообще производит сильное впечатление. Особенно когда приходишь впервые.
— Все металлическое из карманов на тумбочку… сумки тоже на тумбочку, — говорит охранник.
Спускаемся на два десятка крутых ступеней. Коноплянников озирается. Выложив ключи, прохожу сквозь арку металлоискателя.
Охранник копается в сумке.
— Пожалуйста, — говорит он, когда я возвращаюсь. — Проходите.
Снова прохожу металлоискатель — уже с ключами и сумкой. Зуммер ноет.
За мной Ксения. Потом Марина. Панкратов. Все в порядке.
Коноплянников оказывается последним. Шагает в арку. Загудело.
— Посмотрите в карманах-то, — недовольно говорит охранник. — Ключи, монеты. Телефон. Калькулятора нет?
Калькулятора нет. А зуммер выходит из себя.
Коноплянников снимает плащ и комом бросает на тумбочку. Шарит в пиджаке. Ничего не найдя, с обрадованной улыбкой движется вперед.
Неудача.
— Владимир Сергеевич, вы пиджак снимите, — сдержанно советует представитель «Своего угла».
— Может, разуться? — огрызается Коноплянников.
Но пиджак снимает.
Зуммер не успокаивается.
— Пули в голове нет? — весело шутит охранник. — На войне не были?
— Что ж такое-то, господи? — спрашивает Коноплянников.
Я говорю негромко:
— Гвозди бы делать из этих людей.
Чувствую взгляд Ксении. Поворачиваюсь — точно: смотрит на меня с едва заметной улыбкой.
— Штаны я снимать не буду! — взвинченно говорит Коноплянников.
— И правильно, — бурчит Марина. — Этого нам только не хватало.
Охранник ставит его перед собой и обмахивает ручным детектором.
— Идите, — вздыхает охранник. — Еще бывает, протезы звенят…
Снимаю трубку наборного устройства и, закрывшись плечом, быстро набираю код — двадцать две цифры. Похоже, не ошибся — через несколько секунд в трубке начинает приветливо пиликать.
Щелчок следующего замка.
Опять крестообразный штурвал… полутонная дверь… глухое помещение, залитое безжизненным светом люминесцентных ламп… закрыть первую, тогда сработает запор второй двери… снова штурвал… все, пробрались.
Еще один автоматчик. Довольно просторное помещение. Несколько конторских стоек. За главной — мерцание мониторов, стеллажи.
— Пожалуйста, проходите.
Приветливый клерк в бело-синей форменной рубашке.
Выкладываем паспорта. Протягиваю заполненные бланки.
Просматривает. Сличает с паспортами. Все в порядке.
Подписи.
— Вот здесь, пожалуйста… и здесь… Госпожа Чернотцова… здесь, пожалуйста… и здесь… Господин Коноплянников…
Панкратов… Капырин…
Все подписано, все проверено.
— В соответствии с дополнением к договору аренды сейфа номер F-1245, — бегло бормочет клерк, поглядывая то в бланк, то на заинтересованных участников сделки, — допуск к сейфу будет произведен при наличии зарегистрированного договора купли-продажи квартиры… бу-бу-бу-бу-бу… на имя… бу-бу-бу-бу-бу… и зарегистрированного… бу-бу-бу-бу-бу… договора купли-продажи квартиры… бу-бу-бу-бу-бу… на имя… бу-бу-бу-бу-бу… совместно… Коноплянников В. С., Панкратов С. А.
Коноплянников морщит лоб. Панкратов что-то ему негромко растолковывает.
— А почему две квартиры? — спрашивает все-таки Коноплянников.
Я смотрю на часы. Ведь объясняли ему, почему две.
— Так в ваших дополнениях, — любезно отвечает клерк.
— Все верно, — говорит Панкратов. — Обе квартиры должны быть переоформлены. Будяевы не могут вашу купить, если их квартиру не купит Чернотцова. Понимаете? Вы сможете получить деньги, только если обе квартиры продадутся.
— А если нет?
— Тогда все назад. Денег не получите, но и квартиру не продадите.
— Но я-то одну продаю!
