Пьерпонт долго молчал, затем захлебывающимся от чувств голосом прокричал:
– Да-да! Я согласен!
Томас опустил пистолет. Даже издали Эш и Рейн видели, какое облегчение испытал Пьерпонт. Француз побежал к братьям, за ним следовал его секундант. Подбежав к ним, Пьерпонт бросил быстрый взгляд назад. Лицо его было сурово.
– Забудьте о своем тщеславии, друзья мои, – посоветовал он братьям, – должен честно признаться, я считаюсь храбрым человеком, я многим смотрел без страха в лицо, но я никогда не встречал противника, подобного этому.
– В самом деле? – удивился Эш. – Что же в нем такого особенного?
– Знаете, я смотрел ему в глаза, но в них ничего не было. А человек, которому нечего терять, нечего защищать, господа, это очень опасный человек. – Он старался вернуть себе самоуважение. – Вы знаете, я был сильно пьян, когда сделал неосторожные замечания относительно леди Фиа. Я джентльмен и согласился на эту дуэль не столько ради себя, вы же понимаете, сколько ради чести дамы.
– Для здоровья бывает очень полезно вовремя осознать свою ошибку, – с едкой улыбкой прокомментировал Рейн слова Пьерпонта. Тот растерянно посмотрел на него.
– Да, вы правы... Желаю удачи, господа.
Как только он удалился, Рейн повернулся к брату и склонил голову. Лицо его было серьезно.
– После вас, – произнес он. Эш скривил губы:
– Но ты же пришел сюда первым.
– Да, но моя жена с такой любовью отзывается о Донне, мне очень не хотелось бы причинять ей боль, – отозвался Рейн.
– Он когда-то был моим другом. И хотя, как я теперь понимаю, он притворялся – притворялся он лучше, чем настоящие друзья, которые у меня были тогда и сейчас.
– У тебя сколько детей, Эш? – спросил Рейн.
– Ах да, и это тоже, конечно, – понимающе кивнул Эш. – Он страшный соперник, правда? У меня их трое. – Тяжело вздохнув, он зашагал в сторону Томаса.
Если Томас и удивился, увидев старого друга, которого когда-то предал, то ничем не выдал своего удивления. Он лишь едва заметно улыбнулся и элегантно поклонился, словно повстречался с ним в лондонской гостиной. Казалось, что он не испытывает совсем никаких чувств.
– Я не могу убить тебя, Эш, – заявил Томас, выслушав вызов Эша. – Ты ведь не только брат Фиа, ты ко всему прочему еще и прав, вызывая меня на дуэль.
– Мне тоже не хотелось бы убивать тебя, Томас, – признался Эш. – Но все же ты виноват в том, что замарал честь моей сестры. Должен признать, что она сама немало способствовала этому, как я слышал. И все же...
– Следи за тем, что говоришь, – резко предупредил его Томас. Он взглянул на пару пистолетов, которые предложил ему Джонстон, и жестом показал, что они не нужны. – Насколько я помню, твоя сильная сторона – шпага. Принесите нам шпаги, пожалуйста.
Джонстон бросился за шпагами. Эш освободился от накидки.
– Будь я проклят, если мне это нравится, Томас. А тебе не приходило в голову жениться на Фиа?
– Мне приходило в голову жениться на ней, – ответил Томас.
– Она ведь такая хорошенькая, насколько я помню. Я, конечно, понимаю, может быть, это не самый лучший выбор, когда речь идет о женитьбе, но из ее писем я понял, что она очень глубокая натура... – говорил Эш, примериваясь к шпаге.
– Иди к черту, Меррик! – крикнул Томас.
Эта внезапная вспышка заставила Эша вздрогнуть. От удивления он замер и перестал размахивать шпагой. Эш посмотрел на своего соперника, начиная что-то понимать.
– Боже, неужели ты сделал ей предложение, а она его отклонила? – невольно вырвалось у него.
Томас не ответил. Вместо этого он сухо поприветствовал Эша, как это принято у фехтовальщиков.
Эшу ничего не оставалось, как защищать честь сестры. Он ответил на приветствие соперника, и дуэль началась. Они дрались молча. Эш атаковал, Томас парировал его выпады. Соперники тяжело дышали, их волосы стали мокрыми от пота и утренней росы. Трава у них под ногами быстро примялась.
Прошло некоторое время, прежде чем Эш сообразил, что Томас исключительно защищается и не пытается нападать на него, просто парирует его удары. Томас старался не показывать этого, но настойчивость Эша все же достигла результатов. Ему дважды удалось пробить оборону Томаса и легко ранить его: сначала в плечо, а потом в запястье. Появилась кровь. Наконец Эш понял, что замыслил Томас, и гнев охватил его.
Томас отвел ему роль своего палача.
Эш в ярости нанес удар по шпаге Томаса, намереваясь выбить ее из рук, а затем... затем они смогут поговорить. Томас отражал удары словно нехотя, его апатия только больше разжигала Эша. Он скрежетал зубами, но никак не мог выбить шпагу из руки Томаса...
– Нет! – внезапно прозвучал из тумана женский голос. – Нет!
Соперники опустили шпаги и повернулись на голос. В их сторону устремилась тонкая женская фигурка. Вокруг ног у нее развевались юбки, черные локоны разметались по лицу и плечам. Она быстро сбежала с пригорка, бросилась к Донну, обняла его и прижалась головой к груди.
– Нет! Прекратите немедленно! – Она повернулась к Эшу. – Прекратите сейчас же, я не вынесу, если кто-нибудь из вас умрет.
Это была Фиа, всегда такая уравновешенная, невозмутимая и утонченная. Эш смотрел на нее и не верил своим глазам. Она была совсем не одета, волосы растрепались, ноги... Боже мой! На ногах ничего не было.
– Отправляйся домой, Фиа! – услышал Эш голос Томаса. Сам он не сделал попытки подойти к Фиа. Он опустил руки, шпага уткнулась в землю.
– Нет, я не уйду, пока вы не прекратите, – твердила Фиа. Потом она обратилась к Эшу: – Ты не можешь наказать его за то, что он попытался сделать много лет назад. У него была на это причина, уважительная причина. Он не Томас Донн, он Томас Макларен. Он купил Остров Макларенов и записал на твое имя.
– Это правда? – Эш вопросительно посмотрел в непроницаемое лицо Томаса.
– А разве это имеет значение? – отозвался Томас.
– Очень большое значение, я бы сказал. – Это уже проговорил Рейн Меррик, подходя к ним. – Потому что, если старина Эш сейчас не убьет тебя, это придется сделать мне, но тогда я буду вынужден серьезно объясняться с женой. – На его лице отражалось множество разных чувств. – И я не знаю, как смогу объяснить ей, что убил ее брата. Будь ты проклят, шотландский язычник!
– Не думаю, что она будет более довольна, если я убью ее мужа, – холодно ответил Томас. Он обязательно шагнул бы вперед, чтобы приветствовать Рейна, но Фиа держала его так крепко, повиснув на груди, что он не мог этого сделать, не причинив ей боли. Он взял ее за руки, чтобы освободиться от ее объятий, но Фиа лишь сильнее прижалась к нему, еще крепче сцепила руки, и он сдался. Его гнев сменился отчаянием.
