— Что произошло в порту?
— А ты не знаешь? — с притворным удивлением спросил Остин.
Она побледнела, почувствовав иронию в его вопросе, затем покачала головой:
— Я чувствую, ты узнал то, что хотел, но это все.
В надежде, что бренди поможет ему расслабиться, Остин подошел к столику с графинами. После щедрого глотка он рассказал Элизабет все, что узнал от матроса.
Она внимательно выслушала его, сосредоточенно сведя брови.
— Полагаю, ты собираешься поехать во Францию?
— Да. И если ты извинишь меня, я прикажу Кингсбери собрать мои вещи.
— Ты скоро уедешь?
— В течение часа. Дорога до Дувра займет почти пять часов. Я переправлюсь в Кале утром.
Остин стоял, не в силах оторвать от нее взгляда, понимая, что не может уехать, не сказав того, что должен сказать.
— Элизабет. — С трудом произнес он ее имя, так как ему мешал спазм в горле. — Я должен поблагодарить тебя за то, что ты помогла мне найти Гаспара. Я всегда буду благодарен тебе за это. Спасибо.
— Рада была помочь.
Элизабет смотрела на его серьезное прекрасное лицо, и ее сердце разрывалось от любви к нему.
— Я… я все бы для тебя сделала.
Неосторожные слова сорвались с ее губ, и ее сердце сжалось, когда теплота, зарождавшаяся в его взгляде, сменилась холодностью.
— Все? — горько усмехнулся он. — Если бы это не было явной ложью, то могло бы показаться забавным.
Остин подошел к двери и открыл ее. На пороге он замешкался, словно раздумывая, не следует ли ему сказать что-нибудь еще, но затем вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
Элизабет глубоко вздохнула и прижала руки к животу, подавляя тошноту. Ее муж, очевидно, думает, что избавился от нее.
С решительным видом она подняла голову.
Ее муж явно знает далеко не все.
Остин вышел из дома, мысленно поздравляя себя с тем, что ему удалось быстро собраться. Он наскоро написал записки матери и Майлсу, сообщая, что его срочно вызвали во Францию. Он сожалел, что так расстался с Элизабет, но у него не оставалось выбора. Если бы он задержался в комнате еще на минуту, он бы сказал или сделал что-то такое, о чем бы потом жалел. Мог бы встать на колени и умолять ее о любви.
Он почувствовал раздражение и постарался отогнать мысли об Элизабет. Ему надо сосредоточиться на том, что ему предстоит сделать. Поехать во Францию. Найти Гаспара. И найти Уильяма, как он надеялся. Он не должен больше думать об Элизабет.
Лакей распахнул перед ним дверцу кареты. Остин поставил ногу на подножку и замер.
В карете в переливающемся синем дорожном костюме сидела Элизабет.
— Что, черт побери, ты здесь делаешь? — спросил он.
— Жду тебя, — удивленно подняла она брови.
— Если ты желаешь поговорить со мной, тебе придется подождать моего возвращения. Я сию же минуту уезжаю.
— Да, я знаю. И чем скорее мы усядемся, тем скорее уедем.
— Мы? — Он скептически усмехнулся. — Мы никуда не поедем.
Она подняла подбородок.
— Позволь с тобой не согласиться. Мы едем во Францию.
Остина охватил гнев. Коротким кивком он отослал топтавшегося рядом лакея. Заглянув внутрь кареты, он, еле сдерживая себя, произнес:
— Единственное место, куда ты поедешь, — это обратно в дом. Сию же минуту.
— Ты действительно думаешь, что так будет лучше?
— Да.
Элизабет задумчиво кивнула:
— Мне это кажется пустой тратой времени. Видишь ли, если ты заставишь меня выйти из кареты, ты потеряешь много времени, поскольку придется сгружать мои вещи. А я должна буду искать другую возможность добраться до Дувра.
Его губы сжались в тонкую линию.
— Ты не сделаешь ничего подобного.
— Нет. Сделаю. — Ее глаза решительно сверкнули.
— Черт побери, не сделаешь! Я запрещаю.
— Я все равно поеду.
Остин едва сдержал ругательство. Проклятая упрямица!
— Элизабет, ты не…
— Как у тебя с французским?
— С французским? — после паузы переспросил он.
— По словам Каролины, ты понимаешь язык, но говоришь недостаточно хорошо, чтобы тебя понимали.
В душе проклиная сестру, он не мог отрицать, что она права. Его французский был ужасен. Остин насмешливо скривил губы:
— А ты, я полагаю, свободно говоришь по-французски?
— Oui. Naturellement, — с улыбкой подтвердила она.
— И кто же научил тебя говорить по-французски?
— Моя мать, англичанка. Она, как и все английские леди, изучала иностранные языки. — Улыбка исчезла с ее лица, и она выжидательно посмотрела на него. — Пожалуйста, пойми. Я не могу допустить, чтобы ты поехал один. Я обещала помочь тебе и помогу. Если ты не возьмешь меня с собой, я буду вынуждена поехать в Кале самостоятельно.
По ее вздернутому подбородку и решимости в глазах было понятно, что она не выполнит свою угрозу, только если ее привязать к стулу. И даже в случае, если он ее привяжет, Роберт, Майлс, Каролина или даже его родная мать, без сомнения, развяжут ее. И тогда, конечно, вся его чертова семейка отправится во Францию вместе с ней.
С огромным неудовольствием Остин признал свое поражение и забрался в карету. Не дожидаясь, пока это сделает лакей, он сам захлопнул дверцу и сделал кучеру знак трогать.
Глава 22
Он не мог не обращать внимания на эту проклятую женщину. Он не смог бы не замечать ее, даже находясь в переполненном людьми большом бальном зале. Пребывание же в тесном замкнутом пространстве кареты лишало его самообладания.
Всеми своими нервами он ощущал ее присутствие. Каждый его вдох наполнял его легкие нежным ароматом сирени.
В отчаянии Остин закрыл глаза и молил Бога, чтобы тот ниспослал ему сон, но его мольбы не были услышаны.
Вместо этого перед ним возникали образы, от которых было невозможно избавиться.
Что он мог сделать, чтобы изгнать ее из своих мыслей? Из своего сердца? Из своей души?
Остин чуть приоткрыл глаза. Элизабет сидела напротив, читая книгу, с таким спокойным и безмятежным видом, что он возмутился. Ясно, что он здесь единственный, кто страдает.
Он с раздражением закрыл глаза, ничего не сказав.
Черт, он твердо решил страдать молча.
Даже если это убьет его.
Она едва смогла перенести эту поездку в карете.
В Дувре Элизабет вышла из кареты, чтобы немного размяться. Путешествие обернулось сплошным мучением. В течение пяти часов она притворялась, что читает книгу, название которой даже не могла бы вспомнить. И все это время сидевший напротив нее Остин спал.
