— За что?
— Вам наверняка неприятно, что ваш сын попал в такую переделку.
— Ну конечно, это все несколько осложняет, но мы не можем выбирать, кого полюбим.
— Ох… ну он… это же… он не… — бормочу я.
— Может, он и не сказал ни слова, но я знаю моего сына. Я видела, как он на вас смотрит.
— Как? — Я ненавижу себя за то, что не могу не задать ей этого вопроса.
— Он готов убить за вас.
Я думаю о пистолете в голенище сапога Финна. О том, как он говорил, что готов на все, чтобы защитить от опасности мать и сестру. Тогда меня это заинтриговало, потому что не вязалось с обликом робкого сына книготорговца. Но сейчас это пугает меня. Закон менее суров к мужчинам, но за тяжкие преступления, вроде восстания против Братьев или убийства, полагается плавучая тюрьма.
— Я могу сама о себе позаботиться, и о своих сестрах тоже. Знаю, я совершила ошибку, но мои сестры важнее для меня всего на свете. Я все ради них сделаю.
— А вы яркая женщина, Кейт, — улыбается мне Марианна. — Такая сильная, и знающая, и…
— Знающая? — Я смеюсь, но в моем смехе нет ни капли веселья. — Вряд ли. Все оказалось совсем не так, как я думала. Я так зла на Маму… я понимаю, это ужасно, потому что она умерла и не может себя защитить, но у нее было от меня слишком много этих чертовых тайн! — Я с силой опускаю кулак на прилавок, и предплечье отзывается болью. — Она просит меня позаботиться о сестрах, а потом по рукам и ногам вяжет меня своими секретами!
Марианна перехватывает мой кулак прежде, чем я успеваю еще раз стукнуть им по прилавку.
— Анна была моей подругой, но она поручила вам очень серьезное дело. Слишком серьезное. Держать все это в тайне от Отца, от сестер… ото всех… такого никто не выдержит.
— Нет. Я справлюсь.
Я отхожу в сторону и смотрю в окно, на соседей, спешащих по своим делам. Им нет никакого дела до моих страданий.
— Но вы не должны справляться в одиночку, — мягко говорит Марианна. — Сильный человек силен еще и потому, что может попросить о помощи и поделиться своими бедами, а не прятать их ото всех.
Я глубоко вдыхаю и чувствую запах чернил, пергамента и пыли. Я делаю выдох. Она права. Я не знаю, как мне быть. И я не хочу быть пешкой в руках Сестер. Поэтому я и пришла сюда.
— Вы поможете мне? — тихо спрашиваю я. — Пожалуйста.
Марианна снова улыбается.
— Вы любите моего сына, Кейт? Вы хотите за него выйти?
Я киваю.
— Тогда давайте посмотрим, что можно сделать.
Она хлопает по соседней табуретке, приглашая меня присесть.
— Маура хочет вступить в Сестричество. Елена говорит, что Сестры могут причинить ей вред, чтоб только заполучить меня. Если мне придется отдать свою свободу за ее, я так и поступлю. А что еще делать? Они обещают оберегать Мауру и Тэсс, если я буду их слушаться.
Марианна хмурится.
— Откуда вы знаете, что они сдержат слово? Они могут нарушить его, стоит вам в чем-то им отказать. Неповиновение в Сестричестве карается так же строго, как у Братьев, Кейт. Почему, вы думаете, они позволили Братьям схватить Зару?
У меня перехватывает дыхание:
— Они могли спасти ее?
Лицо Марианны искажается, как от боли.
— Да. Но она довольно откровенно критиковала Сестричество. Она была не согласна с некоторыми их методами и очень ясно заявляла об этом. Поэтому-то она и уехала из монастыря и стала работать гувернанткой. Это дало ей толику свободы и возможность быть подле Анны. Не думаю, что Сестрам понравилось, когда две самых сильных ведьмы отказались продолжать играть в их игры.
— Я ценю и уважаю то, что пытаются сделать Сестры, но я не хочу стать орудием в их руках. — Я мотаю головой и прижимаю к груди отбитую руку. — И не хочу такой судьбы для своих сестер.
— А вы на самом деле хотите выйти за Финна? Не только для защиты от Сестер?
Я без колебаний встречаю ее взгляд:
— Никогда не была ни в чем так уверена.
Марианна кивает и трет переносицу, словно стараясь прогнать головную боль:
— В таком случае не попросите ли вы его спуститься? У меня есть одна идея, но, боюсь, нам обеим придется попотеть, чтобы добиться его согласия.
Я поднимаюсь по лестнице, заглядываю в жилую часть дома и вижу тесноватую, но уютную гостиную. В камине горит нежаркое пламя, на краю стола стоит стеклянная банка с хризантемами, у стула — корзинка со штопкой, и повсюду, куда ни посмотри, — книги, книги, книги. Доносящийся из кухни сильный запах жареной говядины заставляет мой живот возмущенно заурчать.
Финн сидит на диване. В его руках книга, но он смотрит не в нее, а в пол. Стоит мне войти, он вскакивает.
— Можно посмотреть, что ты читаешь? — спрашиваю я.
Он протягивает мне книгу; это коллекция очерков.
Колдовская сила бурлит во мне, щекочет мои нервы.
— Commuto, — говорю я.
Книга исчезает, и на ее месте возникает букет пушистых золотых хризантем.
— Я — ведьма, — говорю я.
Я устала стыдиться того, что я родилась женщиной и ведьмой. Благословение это или проклятие, но сейчас я сделала лучшее из всего, что могла сделать.
Я поднимаю глаза на Финна. Несмотря на все заверения Марианны, я ожидаю страха или агрессии, но вместо этого он берет цветы у меня из рук, изучает их со всех сторон, а потом издает изумленный свист:
— Это изумительно. И ты изумительна. Я никогда не видел… несмотря на все эти разговоры Братьев о колдовстве, я никогда не видел ничего подобного.
— Я могу кое-что еще, — поколебавшись, говорю я и сосредотачиваюсь на стоящей на столе чашке с чаем. — Agito!
Чашка перелетает через всю комнату ко мне в руки.
— Милостивый Боже, — шепчет Финн. — А что еще?
— Ментальная магия. Но я использовала ее, только чтобы уберечь сестер от неприятностей. — Я смотрю в его улыбающееся веснушчатое лицо. Я расскажу ему все, кроме того, что сделала с ним. И если мы действительно сможем быть вместе, я жизнь положу на то, чтобы загладить свою вину. — А ты… это тебя пугает?
— Нет. Я доверяю тебе, Кейт. — Он обнимает меня, и это получается у него одновременно страстно и нежно.
— Я хотела рассказать тебе раньше. Несколько недель назад, когда ты показал мне реестр и сказал, как собираешься защищать мать и сестру, я хотела рассказать тебе все. Я… я рада, что теперь ты знаешь.
Финн ухмыляется:
— А я-то как рад! Я люблю тебя. Всю, целиком. Вместе с твоим упрямством, ершистостью, отвагой и колдовской силой.
Я смеюсь, а на моих глазах выступают слезы благодарности.
