— Что вы подразумеваете?
— Боюсь, что не все чисто с правом собственности на них. Вернее, есть причины полагать, что они были украдены.
— Понятно, — сказала она таким тихим голосом, что я едва сумела ее расслышать. Потом она откашлялась, но я могла представить ее обеспокоенный взгляд. — Я это подозревала.
— Простите, что принесла вам дурные новости.
— Не стоит, не извиняйтесь. Эта мысль не давала мне покоя на протяжении сорока лет. Лучше знать наверняка, чем изводить себя догадками. У кого их украли?
«Интересно, может, именно ее подозрения привели к той ссоре сорок лет назад?» — подумала я, но не осмелилась спросить. Вместо этого я сказала:
— Мои исследования показали, что каждая из трех картин принадлежала еврейской семье. Перед началом и во время Второй мировой войны картины пропали. Скорее всего их забрали нацисты.
— Какой ужас! — вздохнула миссис Кэбот.
— Да. Очевидно, что они были проданы вашему отцу человеком по имени Арни Зек.
— Он был другом моих родителей в Европе. Я видела его фотографии.
— Да, я нашла одну такую среди кучи других снимков в ящике комода.
— Я и не знала… — начала она и не договорила.
— Мне очень жаль.
— Не стоит. Мне самой следовало разузнать об истории этих картин. А я вместо этого помалкивала. Мне должно быть стыдно. Роберт Льюис Стивенсон был прав, когда писал: «Самая жестокая ложь часто говорится молча». Слишком много секретов я хранила в своей жизни из-за неуместной лояльности. — Она саркастично рассмеялась.
Я промолчала, не зная, что сказать. И прежде чем я нашлась что ответить, миссис Кэбот заявила:
— Все, хватит. Я решила, что больше не позволю дочери употреблять наркотики.
— О чем вы?
— Вчера вечером я устроила «интервенцию».[12]— Голос осекся, но я успела уловить в нем горделивую нотку.
Я распахнула рот от удивления. Нет, от потрясения.
Я убедила себя в виновности Энди. А она в Бостоне, с матерью. Тогда о ком Альварес сказал: «Мы ее взяли»?! Строить новую версию у меня не было времени — миссис Кэбот ждала продолжения разговора, и я спросила:
— На что похожа «интервенция»?
— На фонтан эмоций. Все организовали специалисты из реабилитационного центра. Мы пригласили нескольких друзей Энди из Нью-Йорка и все вместе сказали ей правду.
— И как она отреагировала?
Я не могла себе представить ничего, кроме локального ядерного взрыва.
— Она расстроилась, — ответила миссис Кэбот.
Полагаю, она в очередной раз сильно преуменьшила.
— И что произошло дальше?
— Она решила попытаться бросить наркотики. — Голос снова сорвался. — Понимаете, цель «интервенции» заключается в том, чтобы наркоман согласился пройти лечение. Слава Богу, она согласилась.
За ее словами я ощутила страх и от всей души ей посочувствовала.
— Наверное, это такое облегчение.
— О да. — Она замолчала, пытаясь справиться с волнением. Когда она откашлялась и вновь заговорила, речь потекла, как всегда, спокойно и вежливо. — Конечно, это только первый шаг очень тяжелого процесса. Но по крайней мере этот шаг в правильном направлении.
Я с сомнением покачала головой. Помня, как вела себя Энди, мне было сложно в это поверить. И все же мне надо было сказать что-то позитивное. Я уставилась на океан. Под цементно-серым небом он казался унылым и бесконечным.
Ничего позитивного не приходило на ум. Интересно, понимала ли сама Энди, сколько страданий она приносит другим? Наконец я сказала:
— Наверное, вам сейчас нелегко приходится.
— Да, пожалуй. Но я уверена, что не окажусь снова в подобной ситуации. Хотя бы потому, что я больше не собираюсь отмалчиваться, будто ничего не происходит.
Мы договорились, что поговорим о ходе оценки через день-другой.
Закончив разговор, я долго стояла возле окна, глядя на океан и пытаясь разобраться в том, что узнала.
Итак, прошлым вечером Энди находилась в бруклинском реабилитационном центре. Я встряхнула головой. Кого же тогда задержал Альварес?
Глава 21
Из-за неизвестности я была словно на иголках и в надежде получить хоть какую-нибудь информацию начала с экстренной меры — звонка Уэсу. Я как раз пыталась убедить себя, что это глупая затея, когда позвонил Макс.
— Мне только что позвонила Кати из полицейского участка Роки-Пойнта и попросила нас приехать для встречи с Альваресом и помощником окружного прокурора Мерфи.
— Наконец-то! И когда?
— Сейчас.
— Как ты думаешь, чего они хотят?
— Полагаю, проверить свидетельские показания.
— Мы пойдем?
— Да.
— Ладно.
— Возможно, это означает, что они уже произвели арест.
— Как по-твоему, кто это?
— Не имею понятия.
— Но это точно не Энди. — Я рассказала ему о том, что узнала.
— Надеюсь, ей удастся покончить с наркотиками.
— Да, я тоже. Это так грустно. Но насчет ареста… Кто же это может быть?
— Полагаю, мы скоро это узнаем.
По дороге я позвонила в офис, но попала на голосовую почту. Удивившись, я взглянула на часы на приборной доске. Десять. Я пришла в замешательство. Это было не в обычае Саши — опаздывать. «Неужели она забыла, что ее будет ждать Фред?» — удивилась я.
Я позвонила Саше домой, и мне ответил автоответчик. Ее мобильный также переводил на голосовую почту. Я не знала, что и думать.
Мне стало страшно. А вдруг с ней что-нибудь случилось? Набрав пин-код, я проверила сообщения на рабочем телефоне. Ничего.
В голову не приходило ни одной причины, почему я не могу с ней связаться. Когда я въехала на стоянку перед полицейским участком, я уже была не на шутку встревожена. Сидя в машине, я снова попробовала соединиться с Сашей. Безрезультатно. Я оставила ей сообщение на домашнем и мобильном телефонах, попросив срочно перезвонить мне на мобильный. Обругав себя за то, что велела Фреду не отвечать на звонки и не взяла у него номер мобильного, я решила подождать до полудня и, если к этому времени Саша не объявится, хорошенько расспросить Фреда, что ему на сей счет известно.
Толкнув дверь, я увидела Макса. Он стоял возле информационной доски и читал объявления. Увидев меня, он улыбнулся. Не успели мы перекинуться парой фраз, как Кати пригласила нас в кабинет, красиво обставленный мебелью из светлой древесины и больше похожий на офис генерального директора, чем шефа полиции. Она предложила нам присесть к столу, что мы и сделали.
