Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 139
– У нас разные друзья, но общие враги, – примирительно произнес Фюрер. – Повешенный на фонаре либерал одинаково радует взор твоих и моих парней. Идеи евразийцев одинаково питали германский фашизм и русский большевизм. Мы должны стремиться к «красно-коричневому синтезу».
– На баррикадах Дома Советов, – Предводитель искал пути к примирению и умело их находил, – наши флаги развевались рядом. Мы делились патронами, бинтами и хлебом. Нас связывает не меньшее, чем связывало Риббентропа и Молотова.
– Мы недостаточно сильны, чтобы позволить себе роскошь враждовать друг с другом, – вторил ему Фюрер. – Мы должны заключить стратегическое перемирие.
– Сейчас состоится матч, который разгорячит молодых героев. Буйная энергия масс перельется в классовую ненависть. Я поведу моих людей к резиденции Модельера, и мы возьмем ее штурмом. Присоединяйся, мой коричневый друг.
– Не важно, кто сегодня выиграет и проиграет на поле. Национальный энтузиазм скинхедов, направляемый железной волей вождя, превратится в удар сокрушительной силы. Мои люди присоединятся к твоим, и мы двумя колоннами пойдем на штурм цитадели, мой красный брат.
Они обнялись. Фюрер дал испить обретенному другу стакан с «русской идеей». Предводитель отсыпал на ладонь союзника несколько красных пшеничных зерен, поведав рецепт заветного хлеба. Оба направились к выходу, чтобы занять места среди соратников.
Стадион загудел как вулкан, в котором закипала раскаленная магма, перекатывались глубинные взрывы, выплескивались протуберанцы энергии. На зеленое поле выбегали команды «Спартака» и «Реала» – две легких вереницы, красно-белая и нежно-голубая, ярко и нарядно сверкавшие на изумрудном ковре. Болельщики-революционеры развернули алые знамена, махали пунцовыми гвоздиками, в жестяные раструбы пели песни сопротивления: «Бандера росса» и «Винсеремос». Испанские футболисты удивленно вслушивались в незнакомые песни на незнакомом языке, обращая к трибунам смуглые горбоносые лица благородных идальго.
Национально мыслящие болельщики, бритоголовые, восторженные, размахивали шарфами с изображением гордой птицы, верещали свистками, ревели дудками, скандировали: «Веселися, храбрый росс!..» Кто-то хлопнул петардой, кто-то пустил шутиху, которая полетела над рядами и упала на колени профессору гебраистики, прожгла его чопорный темный костюм. Кумир скинхедов Олег Соколов поворачивал к своим обожателям красивое мужественное лицо, взмахивал руками.
Арбитры выбегали на поле, занимая места в центре и за боковой линией. Среди этих поджарых, не первой молодости, судей, махающих клетчатыми флагами, выделялся один, худощавый, исполненный строгости и величия, с огромными старомодными усами. Футболисты рассыпались по полю, напоминая цветные неподвижные фишки. Голкиперы, нервные, гибкие, застыли в воротах. Стадион замер, словно окаменел в безмолвии, тысячью глаз взирая на черно-белый, пятнистый мяч. В тишине раздался негромкий свисток, и все сместилось, ринулось, понеслось. Цветные корпускулы игроков мешались между собой, сталкивались, разлетались, устремлялись все в одну сторону, откатывались каждые к своим воротам, складывались в моментальный орнамент, в неуловимый чертеж, тайный смысл которого был заключен в кожаном черно-белом мяче, скакавшем на зеленом пространстве, взлетавшем к бриллиантовым прожекторам, мощно, по коротким и длинным траекториям, пересекавшем изумрудный прямоугольник.
С первых минут инициативой завладели испанцы. Мяч захватил Рамирес, мчался, развевая темную гриву, легко обходя спартаковцев. Сильным, крутящимся пасом предал мяч Гонсалесу. Тот перехватил кожаный волчок, поднял в воздух и бежал, поддавая ногой, не давая коснуться земли. Увильнув от соперника, навесил мяч над центром поля, боковым зрением углядев Диаса, который принял подачу головой, скосив ее так, что мяч изменил траекторию и попал на грудь Маркесу. Несколько секунд тот нес его на груди, работая мощно локтями, отталкивая наседавших соперников. Опустил мяч и точной подачей отправил Веласкесу. Тот играючи, неуловимой подсечкой, посадил себе мяч на пятку, в легком пируэте повернулся вокруг оси и с любезным поклоном отдал мяч Сурбарану.
Немолодой, лобастый уроженец Севильи обманным движением обошел спартаковца, описал в воздухе загадочный иероглиф, качнул тело вправо, отдавая мяч налево, близкому Гойе. Тот, набычившись, весь из мускулов, приближался к штрафной площадке, где растерянно метались защитники. С неохотой, видя, как набегает спартаковец, отпасовал назад, к Пикассо, который вскочил на упругую черно-белую сферу, продержался на ней секунду, балансируя и воздев изящно руки, а затем отдал мяч Дали. Непредсказуемый, экстравагантный испанец выделывал с мячом чудеса. Казалось, мяч превращается то в огромный гриб, то в рассохшуюся посреди пустыни лодку, то в чудовищного двухголового великана, то в расплавленные, повисшие на ноге часы. Наигравшись всласть, добившись рева и ликования на трибунах, он передал мяч Сервантесу, который своей длинной как копье ногой послал его в ворота противника. Лишь чудо спасло «Спартак». Вратарь в тигровом прыжке успел коснуться ревущего ядра, направил его через верхнюю штангу туда, где сидели репортеры мировых газет и мерцали вспышки фотокамер. Все, как один, испанцы схватились за головы, бежали, посыпая себя пеплом, выражая высшую степень горя. А их вратарь Альба упал на вратарскую площадку и стал грызть синтетический зеленый ковер.
Спартаковцы, обескураженные бешеным натиском, едва не пропустив гол, пришли в себя. Вратарь Иванов, спасший звериным прыжком родные ворота, выходец из дворовой команды Люблино, направил мяч на левый фланг защитнику Петрову, воспитаннику спортивной школы Медведково. Тот резко пошел краем поля, сильно толкнул мяч вперед к полузащитнику Сидорову, делегированному в «Спартак» из спортивного клуба «Серп и молот». Тот не стал держать долго мяч, навесил его в центр поля, где вовремя оказался Васнецов, который не слишком точно, но сильно перепасовал мяч Кустодиеву. После короткой борьбы с испанцем, в результате которой тот упал в кувырке, Кустодиев легонько откинул мяч в сторону под ноги набегавшему Репину, а тот, ловко проскользнув между двумя испанцами, кинулся на прорыв, но был остановлен правым инсайдом. Счел за благо отдать мяч Петрову-Водкину. Тот, не мудрствуя лукаво, ударяя испанцев мускулистым плечом, приблизился к штрафной площадке и перекинул мяч Шилову. Видно было, как Шилов раздумывает, бить или продолжить натиск. Возобладало последнее, и Шилов, изящно обыграв защитника, точно сделал подачу набегавшему Соколу. Прекрасный, как молодой славянский бог, мужественный и яростный, как несущийся на битву юный князь, Сокол мчался к воротам, разрезая оборону противника. Набегая на вратаря Альбу, обманно устремился влево, но сам пушечным ударом направил мяч в противоположный угол. Альба, чуткий, как зверь, превратился в размытую тень, метнулся наперерез мячу и двумя кулаками гулко выбил за боковую границу поля. Сокол влетел в ворота, едва не запутавшись в сетке. Овладел собой, не показывая, как огорчен. Наклонился к испанскому вратарю, помог подняться, и они под восторженный вой стадиона похлопали друг друга по плечам, отдавая друг другу дань уважения. Усатый арбитр получил в руки мяч, картинно, с легким поклоном, передал его испанскому защитнику, а тот, потоптавшись у боковой линии, вернул мяч в игру.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 139
