на нее.
– Ладно, пока, мы поехали.
– Ой, а нас не подкинете? – пыхтит Машка.
– Нет, я на работе.
И прежде чем Тимур что-то скажет, иду к выходу. Он уж точно не решит никого приглашать в машину. Я-то могу и пожалеть несчастную плачущую Мари.
Несусь к парковке, а сердце колотится, тошнота подкатывает к горлу.
– Ты чего? Эй! – Тимур пытается поймать мою руку, но я уворачиваюсь. – Мы в офис не вернемся?
– Не здесь.
Я прячусь в машине.
– Ты даже дверь мне не открыла, – ехидничает он.
– Простите, Тимур Валентинович, – вздыхаю я и утыкаюсь лбом в руль, но потом все-таки завожу машину.
– Что с тобой?
– Можно нам домой?
– Можно. Ноут с собой. Ты чего?
– Ничего, ничего такого. Просто… Девочки, они могут что-то, ну…
– И что? – усмехается он.
– Я переживаю за…
– За кого?
– Ой, брось. Слушай, они сказали странную вещь, и это меня тревожит. Вот и все. Колчин, кажется, не в себе, и… Он говорил, с кем был вчера? Олег, Антон? Слышал такие имена?
– Нет. Не знаю.
Краем глаза я вижу, что мне приходят сообщения. На светофоре открываю чат с девочками, а там уже шесть вопросов, почему Костров выглядит помятым: это связано с Егором и моим плохим вождением?
Загорается красный, и я отбрасываю телефон. Смотрю на дорогу в упор, стараюсь отключиться от всего, потому что в висках стучит.
– Они поймут, что это ты.
– И что? – повторяет Тимур.
– Не знаю. Просто будь осторожен, и все. Мне не по себе от их подозрений по поводу Егора. Я боюсь нестабильных людей.
– Он был стабилен два года, а теперь стал нестабилен?
– Он… был, да. Я не помню, чтобы что-то такое было, но… Знаешь, его отец, кажется, совершенно невменяемый. И я стала думать, что это генетическое. – У меня вырывается нервный смешок.
– Ты расслабишься?
– Да.
– Ты перестанешь бояться?
– Да.
– Что для этого нужно?
– Не знаю. – Я говорю отрывисто, ищу взглядом на пешеходном переходе зайцев, жаждущих выпрыгнуть из-за куста. – Обниматься. Наверное.
– Наверное? – Он тихо смеется.
– И возможно, мне нужно чем-то обработать кожу на ногах, потому что, если честно, я обожглась, и это больно.
– Ты почему сразу-то не сказала?
Тимур тянется к моим коленям и приподнимает подол юбки, но я качаю головой – раздеваться на рабочем месте мне начальство не позволяет.
– Дома посмотрим. Эй, будь со мной, ладно? – Его пальцы сжимают мое колено.
– Я…
– Мыслями, пожалуйста.
– Я с тобой, – шепчу ему еле слышно. На самом деле будто впервые замечаю, какой он помятый, вижу чертовы ссадины. И снова все мысли о Колчине. Гребаном уроде Колчине, который, даже не находясь рядом, пролез в голову. – Если он что-то…
– Хватит. Я хотел бы быть здесь с тобой. Не втроем.
Я киваю и молчу до самого дома.
Глава 34
Кострову звонят, и он уходит выполнять срочную работу, едва мы переступаем порог его квартиры. Меня он отправляет в ванную комнату с баллоном пантенола. Хотя на самом деле на бедрах даже нет покраснений. Все прошло еще в машине; кажется, я больше испугалась. Так что раздеваюсь до белья и просто сажусь на теплый пол с телефоном и прислоняюсь к стене – жду, пока впитается пена.
Не успеваю прочитать переписку «курятника» до середины – там какая-то прорва сообщений после месяца тишины, как оживает контакт Колчина.
Фу.
Просто кидаю телефон экраном вниз, перед этим отключив уведомления. Убираю баллон в аптечку. После рассматриваю остальное содержимое шкафчика: запасы шампуня, геля для душа, капсул для стирки. Все стоит ровненькими рядами. Кондиционер для белья с запахом миндаля и яблока. Так вот откуда этот запах! У самой стенки коробка в подарочной упаковке.
– А что за подарок в шкафу?
– От бухгалтерии на двадцать третье! – кричит из комнаты Костров. – Можешь посмотреть. Я не открывал.
А я могу. Разрываю прозрачную упаковку и изучаю подарочный набор. На карточке кокетливые завитушки: «Чтобы наши мальчики стали еще нежнее». И подпись: «Для Тимура Валентиновича».
В наборе четыре дорогущих на вид бомбочки с натуральными маслами, концентрат для ванны «Супер-пена» и набор тканевых масок. Что ж, креативный подход. За такое впору дарить пену для бритья на Восьмое марта.
Но мне на руку «нежные» подарки, так что я не задумываясь выливаю в ванну лавандовый концентрат. Пока набирается «Суперпена», слушаю голосовые от «курочек» и игнорирую всплывающие сообщения от Колчина. Там уже пошли какие-то фотографии, но, честно говоря, это даже не трогает. Пусть хоть весь интернет завалит – кто и чего там не видел в век купальников бикини и «Онлифанс».
Поставив телефон на беззвучный режим, читаю сообщения девочек. Маша пишет, что была рада снова увидеться и очень скучала, а потом опять вздыхает, как хорош Костров. Да уж, знала бы Маша, где и в каком виде я сейчас стою, практически полностью голая, и жду, когда наберется ванна.
Оля просит быть осторожнее и обещает следить за Колчиным в оба. Не хочу о нем. Ни одной мысли больше сегодня не позволю.
Уношу из ванной телефон и ставлю на зарядку. Вячеслав тоскливо наблюдает за моими передвижениями по дому в ожидании прогулки.
– Прости, но это не ко мне. Я отдыхать.
Пес переворачивается на спину, намекая, что самое время чесать его пузо.
– Я в ванную. – Заглядываю в гостиную, где у окна стоит столик Кострова.
Он кивает, на меня не смотрит.
– Ты еще долго?
– Закончу, погуляю с Вячеславом, и свободен. Это быстро.
– Ты не смотришь на меня. Почему?
Он не отрывается от монитора, но пальцы как зависли над клавиатурой, так и не шевелятся.
– Потому что если посмотрю, то брошу работать, а это деструктивно.
Логично. Мне нравится, что он увлеченный. Любит свою работу. Я не центр его мира, он не центр моего. А ему нравится это же во мне, я точно знаю. Но, когда мы вместе, все крутится только вокруг нас. Это имеет особенную ценность, пожалуй.
«Суперпена» поднимается над водой огромной шапкой. Я спешно закрываю кран, чтобы ее остановить, и наконец ложусь в лавандовую ванну. И если мой ботаник прямо сейчас не бросит работу и не пойдет меня искать, пусть пеняет на себя. Я просто накупаюсь и усну.
Хлопает дверь, в квартире воцаряется абсолютная тишина, я остаюсь наедине с собой. Это все чаще доставляет мне удовольствие – вечера в гараже, за машинкой, книгой, домашними заданиями. Я начинаю себя любить.
Открываю глаза и улыбаюсь. Я себя люблю.
Когда меньше всего жду, вдруг меняется освещение –
