не может узнать его среди других.
Зато теперь Оля знала, где находится Ленинград, и как до него можно доехать.
Все вокруг готовились к большому местному празднику, наступлению нового года. В Аримании новый год празднуют позже, но готовятся к нему так же заранее. Девочки из ее комнаты по вечерам красили бумагу и потом клеили из нее украшения на елку, Оля тоже склеила бумажный фонарик, получилось неплохо. А для себя решила, что если мама не может приехать, значит, надо ехать самой. И было бы совершенно здорово открыть двери и войти в свою квартиру на праздник. Мама сразу обрадуется. Может быть, вернулся и папа, и он тоже обрадуется. Теперь Оля не могла думать ни о чем другом, как об этой поездке.
— Вера Кирилловна, я сегодня с классом ходила в кино, сказку показывали. Там один дядечка сказал, что больше отца с матерью надо любить родную землю.
— Так оно и есть, Олечка, — улыбнулась Вера Кирилловна.
Она уже проверила Олино домашнее задание и теперь накрывала на стол. Перед тем, как возвращать в детский дом, она всегда кормила Олю ужином.
— Тогда почему вы здесь живете, а не в Ленинграде?
Вера Кирилловна задумалась. Она молча нарезала хлеб, разлила горячий суп по тарелкам.
— Садись, Олечка, сегодня супчик очень вкусный получился, из тушенки, да еще с домашней лапшой.
— И все-таки, Вера Кирилловна? — Оле очень хотелось услышать ответ на свой вопрос.
— Не знаю, милая. Там все теперь другое, другие люди. Дома нашего нет, что-то новое построят. Да и родных никого нет. А здесь я уже прижилась, работа, знакомые.
Раньше родных у Веры Кирилловны было много, это Оля знала. Над кроватью учительницы висело несколько фотокарточек, она часто на них смотрела. Вера Кирилловна говорила, что так легче, будто они все живые и рядом с нею. А одна фотография даже стояла на комоде. На ней был сын Веры Кирилловны.
— Да ты ешь, давай, скоро идти уже пора.
Оля послушно хлебала вкусный суп, но все же у нее сегодня было очень много вопросов.
— Вера Кирилловна, а это правда, что если бы вы не стали со мной заниматься, меня бы в больницу отправили?
— Кто тебе такое сказал? — Вера Кирилловна нахмурилась.
— Да в классе болтают. А что там в этой больнице?
— Ничего хорошего, Олечка. Ты хлебушек бери, кушай.
Оля потянулась за хлебом и с удовольствием откусила кусочек воздушной выпечки. Было очень странно, что Вера Кирилловна так бережно брала в руки фотографию, а сама не ехала к сыну, и даже не интересовалась, как он. В один день Оля тоже взяла его карточку и отчетливо увидела этого человека сидящим на стуле у зарешеченного окна. Войдя в комнату, Вера Кирилловна немного рассердилась и попросила никогда не трогать ее вещи. Тогда Оля вернула карточку на место, решив в другое время расспросить подробнее. Но теперь она собиралась уезжать, значит, это время пришло.
— Если в больнице ничего хорошего, получается, вашему сыну сейчас плохо?
Рука Веры Кирилловны дрогнула, она положила ложку.
— Да что на тебя сегодня такое нашло, Олечка? Что за вопросы?
Оле стало неловко. И правда, зачем она огорчает учительницу?
— Простите, просто подумалось.
— Мой сын погиб, Олечка, — тихо проговорила Вера Кирилловна.
— Нет, он сейчас в больнице, я видела.
— В какой больнице? Не говори глупостей.
Хоть учительница и начала сердиться, Оля решила настоять на своем.
— Вера Кирилловна, это не глупости. Помните, я без спроса вязла его карточку? Тогда я увидела вашего сына в больнице, только я не знаю, как это получилось. Он сидел у окна. И рядом были другие люди.
Вера Кирилловна сильно занервничала.
— Господи милосердный, неужели… А почему же ты мне сразу ничего не сказала?… Но… — Вера Кирилловна подскочила, схватила с комода фотографию и сунула ее в руки Оле.
— Деточка, скажи, ты еще это видишь? Ты что-то видишь?
Оля посмотрела на лицо мужчины на фотографии и снова увидела ту же больничную палату.
— Он в палате, из которой почти не выходит. Он ничего не помнит. В этой комнате живут несколько человек, здесь почти как у нас в детском доме, только все взрослые. На окнах решетки, я сначала даже думала, что это тоже детский дом, но потом поняла, что нет. Такое называется больницей, здесь лечат больных. Ваш сын тоже болен, у него голова плохо соображает. Это потому, что его сильно ударило по голове. Но это пройдет. Ему просто надо увидеть кого-то из его прошлой жизни, он сразу все вспомнит. Мне так кажется.
— Господь милосердный, пусть так и будет, — со слезами прошептала Вера Кирилловна.
Она крепко сжала Олины руки.
— Умоляю, скажи, где он?
Но на этот вопрос Оля не могла ответить. Только учительница уже не отступалась. В дело пошел даже старенький атлас. Глядя на названия городов, Оля ткнула пальцем в тот, что показался ей подходящим.
— Ты уверена? Скажи еще что-нибудь?
Но Оле нечего было сказать. Разве что…
— Он не совсем такой, как на фотографии. Белые волосы и руки дрожат. Его называют Иваном, потому что никто не знает настоящего имени.
Вера Кирилловна засуетилась.
— Спасибо, Олечка. Решено. Так. Я завтра же выезжаю. Даже если все не так. Я должна. Я должна обязательно поехать и все сама узнать!
Потом она посмотрела на Олю:
— Хотела тебе на новый год подарок подарить, но, видимо, лучше сегодня. Вот, держи!
Учительница достала из шкафа плюшевого медведя.
— Спасибо! — Оля обрадовалась.
Ей уже очень давно никто ничего не дарил.
— Возьмите меня с собой, — попросила Оля.
— Да кто же разрешит, Олечка! За тебя сейчас государство отвечает, спасибо, хоть разрешили на занятия забирать. Но ты не переживай, я быстро вернусь. И, знаешь, я тебя все-таки удочерю. Только сначала…
Вера Кирилловна запнулась, но Оле и так все было понятно. Учительница не поможет сбежать. Конечно, она знала, что так и будет, но вдруг? Чуда не произошло. Значит, придется действовать самой.
Ближайший поезд на Ленинград должен был отправляться ночью. Денег на билет у Оли не было, но зато она смогла раздобыть свои документы. По запросу из Ленинграда прислали копию ее свидетельства о рождении, которую передали директору детского дома. В свидетельстве было написано, как звали Олиных папу и маму, а так же ее дата рождения, восемнадцатое мая тысяча девятьсот тридцать восьмого года. И была еще одна бумага. Тогда директор пригласил Олю и рассказал, что числилась она погибшей, как и родители. И очень хорошо, что это оказалось не так, что ее
