Я сделала глоток. Яблочный сок. От наслаждения закрыла глаза. Все позади. Я в больнице, в безопасности.
Открыв глаза, увидела в дверях Мэтта Кавано. У него был весьма обеспокоенный взгляд, и я поняла, что сама тому причиной.
Мэтт выглядел крайне помято: в голубых джинсах и толстовке, волосы взъерошены. Он внимательно осмотрел мою ногу и ухо, покачал головой.
— Как себя чувствуешь?
Голос прозвучал ласково и заботливо, будто передо мной стоял друг, которого я знала всю жизнь, которому и положено переживать за меня. Затем он пригладил волосы, выпрямился, расправил плечи и снова превратился в обвинителя. Сделал шаг вперед и сложил руки на груди в молчаливом ожидании.
И тут до меня дошло, чего он ждет.
— Следовало бы тебя послушать, — сказала я.
Мэтт улыбнулся, но без особого энтузиазма.
Медсестра обработала рану, от боли я охнула. Мэтт подошел к кровати и сжал мне руку.
— Вы не можете вколоть обезболивающее? — спросил он.
— Все нормально, — успокоила его я.
Медсестра вдруг вспомнила, что мне нужны антибиотики, и куда-то удалилась. Мэтт опустился на стул, не выпуская моей руки. Полиция Провиденса сообщила ему о странном звонке.
— Я просидел всю ночь в участке. — Он понизил голос: — Мы поймали этих ублюдков. Того, который в тебя стрелял, и соучастника. Они арестованы.
Слава Богу!
— Они работают на Грегори Айерса! — выпалила я.
Мэтт не стал говорить, что это ему уже известно, однако и бровью не повел. Видимо, он с самого начала пытался доказать причастность Айерса.
Я вспомнила о пленке, о микрокассете в зарослях плюща. И зачем улика попала ко мне в карман? Она принадлежит не мне.
— Пленка… — Мэтт исполнился внимания. — Леонард оставил дубликат в моем почтовом ящике. Сейчас кассета лежит в плюще, что растет вдоль реки, в металлической коробке из-под мятных пастилок, после пешеходного моста перед Стипл-стрит.
— По другую сторону пристани для гондол?
Я кивнула.
В глазах Мэтта мелькнуло некое чувство. Наверное, благодарность. А я подумала, что любовь. Он еще раз нежно сжал мне руку и ушел.
Глава 23
В понедельник, когда я вернулась из больницы домой, вышла статья «Похищена журналистка „Кроникл“», написанная Джонатаном Фрицеллом. Заголовок, набранный огромным шрифтом, поместили на первой полосе вместе с моим чудовищным изображением — в белой рубашке, на больничной койке.
Всю следующую неделю меня осаждали просьбами дать интервью на радио и телевидении. Приезжали даже представители «Бостон леджер», где я некогда работала. Мне пришлось проконсультироваться с Дороти, чтобы не сказать лишнего и не помешать нашей следственной команде сорвать куш.
Грегори Айерса взяли дома. Ему предъявили обвинение в убийстве Барри Мазурски и отправили без права выпуска под залог в камеру, окно которой выходит на офис лотерейной компании. Еще ему грозило обвинение по статье о похищении человека, преступном нападении, мошенничестве с подрывом лотерейной системы штата и незаконном присвоении фондов. К нему должны были применить закон «О подпавших под влияние рэкетиров и коррумпированных организациях», что означало — Мэтту придется передать дело федералам.
Странно было оказаться предметом всеобщего обсуждения. Я стала лучше понимать людей, у которых мне доводилось брать интервью. Правильно ли я изложила их мысли? Или повернула их под иным углом ради плавных переходов в повествовании? Надеюсь, я ничего не исказила, потому что между сказанным и напечатанным возникает огромная разница. Получаются такие фразы, которые сам бы ни за что не сказал.
Вопросы неизменно повторялись. «Что вы чувствовали, когда вас похитили? Боялись ли за свою жизнь? Шокировало ли вас вероломство доброго старика Грегори Айерса?»
Я давала ответы, необходимые журналистам для статей, и старалась, чтобы цитаты получались яркими. Однако в душе очень переживала. Мне не хотелось быть материалом для статьи, мне хотелось подписаться под своей. Статья о коррупции таких масштабов тянула на Пулитцеровскую премию, однако редакторы выводили меня из игры и настаивали на отдыхе и восстановлении сил.
Так я и лежала на матрасе — с подвешенной ногой, опухшей от вывиха лодыжкой, зашитыми голенью и мочкой. Мне продолжал сниться громила, бегущий по пятам в таком плотном тумане, что ни видеть, ни дышать невозможно. Лучшим лечением было бы возвращение на работу: оно сняло бы боль и помогло забыть душевные муки. Пережить это все.
Я слушала сообщения о скандале по радио и перечитывала «Кроникл». Почти все статьи писал Фрицелл, который стал бесспорной кандидатурой в следственную команду.
После недели вынужденного безделья я лежала в кровати с последним очерком Фрицелла на коленях. В качестве иллюстрации художественный отдел напечатал выигрышный билет в двести пятьдесят тысяч долларов. Он стал эмблемой для серии статей.
— Вероятно, это была подделка, — сказал Уолтер.
Ему позвонила мама, не отходившая от меня несколько дней, и он примчался из Бостона сразу после работы. Теперь заботливый друг стоял у плиты и подогревал суп из кабачков, который приготовила для меня Джералин.
— Нет, Фрицелл пишет, что билет настоящий, — поправила я. — Мэр приказал провести расследование, чтобы выяснить, как Айерсу удалось это определить.
Многие журналисты, особенно с телевидения, выставили меня героиней, отказавшейся брать взятку. Однако не Фрицелл. Он подчеркнул, что Айерс попытался бы убить меня даже в случае успешной сделки, и я это понимала.
Я вынуждена была признать, что Фрицелл — мастер своего дела, добросовестно раскрывающий все подробности. Оставалось только восхищаться им. Я принялась пролистывать газету, подсчитывая, сколько раз его фамилия фигурирует под колонками новостей и в отдельных комментариях.
— У тебя патологическое любопытство, — отметил Уолтер, ставя тарелку супа на кофейный столик и забирая у меня газету.
Едва он положил сложенный номер «Кроникл» на полку, как зазвонил телефон. Уолтер схватил трубку и отдал ее мне.
Это была Дороти.
— Как себя чувствуешь?
— Неспокойно, — ответила я. — Очень неспокойно.
Она попросила меня прийти в понедельник в центральную редакцию, а не в бюро Южного округа.
— Мы с Натаном хотим, чтобы ты начала расследование о деятельности банды по подделке билетов. Почему они обратились к Барри, где раздобыли новую технику и тому подобное. В прокуратуре имеется тайная информация, которую они согласны передать только тебе.
— Прекрасно, — сказала я, стараясь сохранять спокойствие, хотя голова шла кругом. Если у них и правда есть сведения лично для меня, то получится эксклюзив. — Буду в восемь.
