мои легкие, кровь потекла по венам. Тесно прижавшись друг к другу, мы возвращались к жизни.
– Это благодаря ему ты избежала бойни, – сообщил Пакен.
Ошеломленная, Мерет что-то пробормотала. Пакен уточнил:
– Ноам отправился во дворец и умолил Неферу. Вот почему ты – единственная спасшаяся.
Мерет смотрела на меня с такой нежностью, что слова были излишни. Я почувствовал, что почва уходит из-под моих ног, что я вот-вот рухну, – меня пробрала дрожь: я держал в объятиях свою жену. Неужели счастье снова становится возможным?
* * *
Трагедия благоприятствует любящим. Тот факт, что мы избежали опасности, освободил нас от нелепой сдержанности и чрезмерных страхов: теперь я по многу раз на дню отваживался сказать Мерет, что люблю ее, она – тоже, а дерзость, которую, едва слившись, проявляли наши тела, отныне служила нам выражением наших чувств.
Разумеется, я осознавал, что в нашем счастье присутствует доля эгоизма: сотня принесенных в жертву узников как раз сейчас подвергалась мумифицированию в Доме Вечности; в то время как мы предавались блаженству любви, многие семьи захлебывались в рыданиях. Однако, хотя было бы подло не думать о них, нам не подобало не радоваться друг другу. Контраст с чужим горем еще больше усиливал наше счастье.
Вечером после нашей встречи я написал пространное письмо Неферу, чтобы поблагодарить ее за помощь. Не найдя в себе смелости снова преодолеть заслон, который Сузер[57] выставил перед царским дворцом, я предпочел передать свое послание через Иохаведу. Та сообщила мне, что Неферу прочла его и рассмеялась. Мне еще представится случай засвидетельствовать принцессе мою признательность.
Что же касается причины внезапного появления чудесной девочки, постичь ее мне не удавалось. Почему именно в тот день, в самый критический момент? Не хотела ли она что-то сообщить мне? Я упрашивал ее об этом. Она следила за мной? Ей было необходимо увидеть, что я сдался, потерял надежду? Для чего? Для кого? Для какого-то божества? Что она проверяла, эта девочка, напрямую общавшаяся с духами? Этот эпизод смущал меня и не поддавался никакому объяснению…
С тех пор как опять появилась эта странная девочка, меня снова стало преследовать воспоминание о втором пророчестве. Было ли это как-то взаимосвязано? Разумеется, в свитке жизни, на том папирусе, где записаны наши судьбы, было предрешено, что я предстану перед Неферу, которая предстанет перед Сузером, который отпустит Мерет. Неизбежность, рычагами коей мы были, следовала своим чередом. Но Дерек? Где он?
Мы с Мерет вернулись к своим занятиям и заботам, которые приводили нас в зажиточные особняки еврейского квартала и в заросли нильских тростников в поисках младенцев.
Как-то ночью за мной спешно примчались посланницы Неферу: Моисей был при смерти. Подхватив свои котомки, я ринулся во дворец. Вода в реке потускнела и стала черной как смоль, можно было подумать, что Нил исчезает, пока город спит тяжелым свинцовым сном.
Входя в покои Неферу, я на мгновение остановился на пороге. Воздух в помещении сделался таким непрозрачным от обилия дымов благовоний, что, несмотря на закрепленные на стенах факелы, мне с трудом удавалось разглядеть что-то в этом насыщенном парами камфары тягучем и удушающем облаке. Мне показалось, будто в горле у меня застрял кусок пыльной коры.
Прислужница схватила меня за руку и подвела к колыбели Моисея, подле которой находились Неферу и Птахмерефитес.
– Он умирает! – воскликнула принцесса.
– Сначала, – пояснила мне ее компаньонка, – появились сопли. Теперь он с трудом дышит. И кашляет. А в груди свистит.
Ко мне подошла ошеломленная Иохаведа и робко сообщила:
– Он отказывается есть и пить, отталкивает мою грудь.
– Его наверняка коснулась стрела богини Сехмет, или же он одержим демоном! – заключила Неферу.
Я склонился к ребенку. Осмотр успокоил меня: это был капиллярный бронхит, заболевание дыхательных путей, которое, как правило, проходит само. Однако я нахмурился:
– Ну-ка, прежде всего уберите эти ваши благовония.
– Напомню тебе, что так боги очищают больного, – возмутилась Неферу.
Я чуть было не ответил: «Выбирай, боги или я», однако сдержался, понимая, что она сделает неправильный выбор.
– Выветрите этот дым, создайте сквозняк, очистите воздух. Это и на нас действует удушающе, представьте, каково Моисею, у которого заложены нос и горло!
Меня послушались.
Я решил прибегнуть к двум разным припаркам: из льняной муки и из капустного листа.
Мне принесли льняную муку. Я засыпал ее в воду, нагрел жидкость, чтобы она загустела, а затем, когда масса немного остыла, переложил ее в кисею.
– Прикладывайте ему этот компресс к горлу всю ночь. Кожа покраснеет, но ему станет легче.
Мне принесли капусту. Припомнив уроки Тибора, я улыбнулся: какое растение похоже на легкие? Листья капусты, плоские и разветвленные прожилки которых представляют собой зеленые бронхи. Я валиком раскатал листья, чтобы они стали мягкими и дали сок, нанес полученную массу на грудь мальчонки, а затем накрыл его нагретым полотенцем.
– Пусть часок полежит. Благодаря отхаркивающему действию капусты Моисей выкашляет всю гадость, которая мешает ему дышать.
Я собрал свои вещи.
– А с утра повторите. Я к вам загляну.
Неферу уцепилась за мой локоть:
– Ноам, он выживет?
– Клянусь тебе, через неделю он будет отлично себя чувствовать.
Она с облегчением вздохнула.
– Как тебя благодарить?
– Ты и так уже щедро одарила меня, принцесса.
– Я?
– Да. Тем, что спасла Мерет.
– Ах, вот ты о чем, – скромно потупившись, прошептала она.
– Ты заслужила вечную мою благодарность.
– Вот и хорошо! Моисею пригодится.
Махнув рукой, она дала мне понять, что не стоит обсуждать это.
Когда я покидал дворец, меня окатила волна радости. Я помог ребенку, я пользуюсь доверием и поддержкой принцессы, я живу с любимой женщиной. Мне захотелось подольше пройтись, чтобы насладиться своим ликованием, поэтому я углубился в улочки Мемфиса.
У южных ворот города темноту нарушил шум. Кто-то вопил от отчаяния, а другие поносили его. Я ускорил шаг.
Пятеро хулиганов в одних только набедренных повязках измывались над долговязым человеком, закутанным во многие слои льна. Он изо всех сил старался защитить свои мешки и не дать ворью опустошить карманы, но тщетно. Испуская пронзительные крики, он неловко пытался уклоняться от ударов, протягивал что-то нападавшим, не понимая, что другой тип в это время вырывает у него из рук котомки. Я догадался, что бедолага ничего не видит, а злоумышленники пользуются его слепотой, чтобы обчистить калеку. Сотрясаемый бессильной злобой, он беспорядочно отбивался, а бандиты осыпали его тумаками.
Их подлость ужаснула меня. Я яростно набросился на мерзавцев и принялся колотить их. Эффект неожиданности помог мне повалить их на землю, остальное довершило мое негодование.
– Сукины дети! – проревел я. –
