последние годы практически не снимала, а в строгом шерстяном костюме: бабушка работала главным бухгалтером на крупном заводском предприятии. А ее пирог с капустой я всегда уплетал за обе щеки. Ни в одном ресторане Москвы я никогда не ел такой вкуснятины. Иногда я даже жалел, что бабушка не пошла работать шеф-поваром.
Попрощавшись с отцом и бабушкой, я сбежал вниз по лестнице. Идти в общежитие почему-то совершенно не хотелось. Я еще побродил с полчаса вокруг дома, украдкой глядя на свет в знакомых окнах на пятом этаже. Такое там все было близкое, теплое, родное… Зябко что-то совсем стало. Поеду-все таки в общагу. Да и холодно уже — конец ноября. Завтра наконец выгуляю свое новое пальто. Не зря же отдал за него спекулянту кучу денег.
Когда я вернулся домой, в комнате меня встретил Валька. С настроением у него тоже было не ахти. Я удивился: таким я его никогда не видел, ну за исключением случая, когда в милицейском участке произошло его нежданное знакомство с будущим тестем. Приятель сидел на диване, уставившись в одну точку. Лицо его было белее мела.
— Ты чего? — спросил я, вешая куртку в шкаф и потирая озябшие руки. — Замерз тоже, что ли? Чаю хочешь? Я на кухню, сейчас приду.
— Погоди, — Валька остановил меня жестом. — Рассказать кое-что надо.
В душе у меня зашевелились нехорошие подозрения.
— Томка тебя, что ли, бросила?
— В больнице она, — упавшим голосом сказал Валька. — В «Склиф» отвезли. Я только что оттуда. Не думал, если честно, что так скоро окажусь там еще раз. Главврача твоего видел…
— Да случилось то что, не тяни резину? — у меня почти лопнуло терпение.
— Ранили ее, — глухо сказал Валька и, отвернувшись, замолчал. Краем глаза я увидел, как по его щеке пробежала слеза. Он явно не хотел, чтобы я это видел, и я, встав, сделал вид, что копошусь в шкафу. Когда я заметил, что приятель чуть успокоился, я подсел к нему.
— Вываливай, в чем дело, — вот уже второй раз за неделю мне приходится успокаивать плачущих.
— В общем, я ее сегодня вечеро после пар встретил, — начал рассказывать Валька. — Голос его стал звучать чуть увереннее, хотя было видно, что вот-вот — и он снова сорвется на плач. — Мы в «Молодежный» зашли, знаешь, где это?
— Нет, а где? — я взволнованно ждал продолжения.
— Универмаг на Можайском шоссе. Походили там, погуляли. Я Томке со стипендии кое-что купил, так, мелочь какую-то, просто порадовать. Потом вышли, еще просто рядом походили. Уже часов девять было, когда наконец домой собрались. Я ее проводить, естественно, пошел. И тут, в общем, подъезжает инкассаторская машина. Один мужик вышел, за деньгами, видимо. В машине вроде еще двое оставались. Мы с Томкой остановились, целов… ну, разговаривали… Минут двадцать, наверное, прошло. И тут, значит, возвращается мужик-инкассатор…
— А дальше что? — поторопил я товарища, инстинктивно ощущая, что произошло что-то страшное.
— Из-за угла какие-то двое выскочили, палить стали. Тот, который деньги нес, сразу упал и не двигался, потом — остальные двое. Какая-то девушка к ним бросилась, они и ее положили, гады. — тут Валькин голос снова задрожал. — Они мешок с деньгами подхватили и во дворы. Я оборачиваюсь, а рядом Томка лежит… И лужа крови рядом…
— А потом? — хрипло спросил я, ожидая самое страшное.
— Потом сирены завопили, скорая подъехала и милиция. Всех, кто на земле лежали, забрали. Мужик, который деньги нес, умер сразу. Про остальных — не знаю. Я с Томкой в «Склиф» поехал, потом ее родители приехали. Ты представляешь, каково мне было им в глаза смотреть?
Я представлял, понимая в то же время, что Валька совершенно ни в чем не виноват — произошло просто трагическое стечение обстоятельств.
— Томка в реанимации, — продолжал Валька, — ее пуля случайно задела. А девушка, которая на этих уродов бросилась, скончалась. Мне врач в «Склифе» сказал.
— А их нашли?
— Нет еще, — кивнул Валька, и отошел к столу, якобы для того, чтобы налить себе воды. Но я хорошо понимал, что он просто не хочет, чтобы я видел катящиеся по его лицу слезы. Он налил себе воды в кружку и одним мигом осушил ее. — Томкин отец сказал, что план «Перехват» объявили, но гады эти догадывались, что так будет, поэтому решили пешком уйти. Машину нашли, деньги нашли. А их — нет. Странно это все…
— А что Томкин отец тебе сказал про Тамару?
— Да ничего не сказал. Но как мне теперь ему в глаза смотреть, как? Хорош зять — дочку уберечь не смог. А я, дурак, уже и кольцо купил, предложение хотел делать. Если честно, купил на следующий день уже после того, как мы с Томкой на «Кобру» сходили. Не золотое, правда.
— Сделаешь, — уверенно сказал. — Вот выздоровеет, и сделаешь.
— А если не выздоровеет? — почти выкрикнул Валька.
«Другую найдешь», — чуть было сдуру не ляпнул я, но вовремя сдержался. Отрезать бы мне язык за такое! Давно было пора понять, что передо мной — типичный однолюб. А значит, ни за что нельзя давать ему раскисать раньше времени.
— Выздоровеет! — тоже почти крикнул я и, схватив друга за плечи, потряс. — Да приди ты в себя! Молодая девчонка, организм крепкий, выправится. Врачи что говорят?
— «Состояние стабильное, тяжелое»… А что они еще могут сказать? Я к твоему Николаю Васильевичу заходил потом. И в регистратуре та же тетка была. Говорят, делают, все, что могут. Да там больше Томкины родители у него сидели, со мной он не особо долго общался. Да и кто я ей? Так, ухажер несостоявшийся. Мне кажется, даже если выздоровеет, у меня шансов — ноль.
— Дурак ты, — выругался я. В таком тоне я впервые разговаривал с Валькой с момента нашего знакомства. — Да она же любит тебя! Руку твою вон не выпускает! Я когда смотрю на Вас, мне аж противно от того, какие вы сладкие! Брось реветь, давай спать. Утро вечера мудренее. Что-нибудь придумаем.
Валька вытер лицо тыльной стороной ладони, кивнул, набросил полотенце на шею и отправился в душ. А я, решив, что схожу попозже, забрался с ногами на кровать, достал из сумки свой блокнот, в котором рисовал модель виртуальных очков, и
