— Стюарт Дональд Падуэлл, — выдохнул он, — тебя-то я и искал.
— Заткнись, — ответил Лоуренс.
— Оставь меня, Падуэлл. Я уже сообщил о тебе в полицию.
— Неправда.
Канадец вытащил что-то из кармана своей просторной куртки, и у самого лица Адамберга сверкнули ослепительно белые волчьи клыки невероятных размеров.
— Череп полярного волка, — объяснил Лоуренс, усмехнувшись. — Теперь знаешь, а то бы дураком помер.
Раздался выстрел, и Лоуренс мгновенно обернулся, не ослабляя хватки. Солиман, одним прыжком очутившись рядом с ним, приставил к его груди ружье.
— Попробуй шевельнись, траппер, — прорычал Солиман. — Я пущу тебе пулю в сердце. А теперь ложись на землю!
Но Лоуренс и не подумал лечь. Он медленно встал, подняв руки; он явно не смирился с поражением, а ждал благоприятного момента для нападения. Солиман держал канадца на прицеле и медленно приближался, заставляя того отступать к кукурузному полю. В ночи тонкий силуэт юноши казался трогательно хрупким. Адамберг понял: с ружьем или без ружья, но Солиман долго не выдержит. Комиссар подобрал камень потяжелее, тщательно прицелился и запустил им в голову Лоуренса. Канадец упал как подкошенный: камень угодил ему в висок. Адамберг выпрямился, подошел к нему, удостоверился, что он без сознания.
— Вот и ладно, — облегченно вздохнул комиссар. — Поищи, чем бы его связать. А то он скоро очухается.
— У меня нечем его связать, — развел руками Солиман.
— Дай что-нибудь из твоих вещей.
Пока Адамберг отстегивал ремни кобуры, чтобы снять сначала их, а потом и рубашку и использовать все это вместо веревок, Солиман послушно стащил с себя майку.
— Нет, это не подойдет, давай сюда брюки, — приказал Адамберг.
Солиман, оставшийся в одних трусах, принялся связывать руки и ноги канадца, тот застонал.
— Слушай, у него кровь, — испуганно сообщил юноша.
— Ничего с ним не случится. Ты лучше посмотри, Соль, какая зверюга!
И Адамберг поднес к лицу Солимана светящийся в темноте белый череп полярного волка, осторожно просунув руку в затылочное отверстие. Солиман опасливо потрогал кончиком пальца острые зубы.
— По-моему, они заточены, — сказал он. — Режут, как бритва.
— У тебя телефон с собой? — спросил Адамберг.
Солиман обследовал траву, нащупал свои брюки, отстегнул мобильный телефон. Адамберг позвонил в полицию Шаторужа.
— Скоро будут, — сообщил он и сел на землю рядом с распростертым телом канадца.
Сел, прижал голову к коленям, перевел дух.
— Как ты меня нашел? — спросил он юношу.
— После твоего ухода я сразу лег спать. Лоуренс прошел мимо меня совсем тихо, держа вещи под мышкой, и оделся снаружи. Я отодвинул брезент и увидел, как он направился в твою сторону. Я понял, что он собирается догнать тебя и объясниться по поводу Камиллы, и объяснение это будет нелегким. Но я решил, что меня это не касается. И тут вдруг Полуночник вскакивает и кричит: «Беги за ним, Соль!» Вытаскивает ружье из-под кровати и сует его мне. Вот так!
— Да, Полуночник не дремлет, — произнес комиссар с теплотой.
— Ясное дело. Потом я увидел траппера, который преградил тебе дорогу, и подумал, что сейчас вы начнете объясняться. А потом дело приняло скверный оборот, и ты сказал: «Привет, Падуэлл», — или что-то в этом роде. Я сразу просек, что объяснение тут ни при чем.
Адамберг улыбнулся.
— Он же мог тебя убить! — укоризненно заметил Солиман.
— Мы с самого начала не поспевали за ним, всюду опаздывали, — сердито сказал Адамберг и нахмурился. — С самого начала. Мы едва не схватили его за хвост, но нам не хватило всего нескольких часов.
— А я думал, Падуэлл умер.
— Это его сын, Стюарт.
— Ты хочешь сказать, сын выполнял последнюю волю отца? — спросил Солиман и с удивлением воззрился на канадца, по-прежнему лежавшего без сознания.
— Когда его отец прикончил Симона Элуэна, мальчишке было десять лет, и он при этом присутствовал. После чего для малыша Стюарта все было кончено. Вдобавок его бросила мамаша и сбежала с братом убитого Элуэна. Все восемнадцать лет заключения Падуэлл-старший, видимо, внушал сыну, что они должны отомстить, уничтожить мужчин, которые украли у мальчика мать и держат ее где-то в далекой стране.
— А какое отношение имеют к этому остальные? Я имею в виду Серно и Деги.
— Думаю, они тоже были любовниками той женщины. Другого объяснения у меня нет.
— Хорошо, а Сюзанна? — глухо спросил Солиман. — Она-то тут при чем? Откуда она могла узнать такое о траппере?
— Сюзанна ничего не знала.
— Она, наверное, увидела, как он зарезал овец с помощью этого проклятого черепа.
— Говорю тебе, ничего она не знала и не видела. Он убил ее не за то, что она говорила об оборотне, а за то, что она о нем не говорила, да и не собиралась говорить. Но когда она погибла, он мог приписать ей какие угодно слова. Вот зачем ему нужна была смерть Сюзанны. Чтобы она не могла ничего отрицать.
— Господи, да зачем ему все это было нужно? — спросил Солиман дрожащим голосом.
— Чтобы пустить слух о человеке с волком. Только для этого, Соль. Если бы он попытался сделать это сам, это было бы серьезной ошибкой.
Из темноты до Адамберга донесся горестный вздох Солимана.
— Не понимаю, зачем он устроил весь этот балаган с волками.
— Нужно было убедить всех, что убийства совершает сумасшедший и они случайны, — в общем, необходим был виновный. И он устроил массовую истерию вокруг Массара, кровожадного безумца, больного ликантропией.[1]У Падуэлла было для этого все необходимое. Его профессия, широкие возможности, знакомства, наконец, алиби: он ведь всегда находился в Меркантуре.
— А Массар?
— Массара нет в живых. С самого начала. Наверное, он закопал его тело где-нибудь на горе Ванс. Гляди-ка, Соль, а вот и полиция.
Адамберг и Солиман вышли навстречу жандармам, первый — по пояс голый, второй — в одних трусах. Фромантен вызвал подкрепление: несколько человек из бригады Мондидье. Ведь если речь идет об аресте человека с волком, лишние десять человек не помешают.
— Ну вот, нам сюда, — сказал им Адамберг, указывая на распростертое на земле тело. — Позовите врача, я разбил парню голову.
— Кто он? — спросил Фромантен, посветив фонарем в лицо канадцу.
— Стюарт Дональд Падуэлл, сын Джона Падуэлла. Здесь его знают под именем Лоранса Дональда Джонстона. — Адамберг с грехом пополам справился с английскими именами и продолжал: — А вот и орудие убийства.
