Закончив курить сигарету, я хочу вытащить из пачки еще одну, но останавливаю себя, мысленно настраивая не поддаваться соблазну. Мне действительно очень хочется, чтобы расслабиться больше. Я не думаю, что выпить еще один бокал – это хорошая идея. Не то это я буду названивать Джереми, а не он мне.
– Нельзя, – говорю я себе, забрасывая пачку далеко в выдвижной ящик кухонной тумбы. – Нельзя, Сэм.
Но он ударил его ради меня. Из-за меня. Из-за Дани. Он, и правда, любит меня. Безумно и самозабвенно. Я знаю, что так больше никто и никогда не будет любить меня. Я это всегда знала, и поэтому отталкивала его. Не хотела ответственности перед такими отношениями. Я боялась их. Я боялась его. Боялась такой горячей и сумасшедшей любви. Мне было страшно, что он сможет умереть за меня, и я думала, а смогу ли я сделать ради него то же самое? Что, если бы с Джером тогда что-то случилось, когда я общалась вплотную не с самой лучшей компанией, а он пытался быть частью нас? Я все время жила в страхе, что, если он попадет в тюрьму из-за меня, или разобьется на байке, как случалось с другими ребятами, то ни его родители, ни Майкл, ни Аарон мне не простят этого. Никто не простит. Даже я сама себя не смогу. Это был жуткий страх, поэтому, когда другие девчонки пускали на него слюни, я посылала его. Делала ему больно, чтобы он держался от меня подальше. Но Джереми был рядом, несмотря ни на что. Несмотря на ту боль, которую я причиняла ему. Все вокруг называли меня дурой, а я впервые просто попробовала быть не эгоисткой. Я попробовала не принимать любовь и не давать ее, храня глубоко в душе, чтобы Джереми не пострадал. Да, я, скорее всего, дура.
Звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть. Я уже готовлюсь к тому, что это приехал пьяный в хлам Джереми, пока медленно подхожу к входной двери. Но в глазке я вижу не его. И что меня больше всего удивляет, это даже не Аарон, не Брис, или тупой сосед. Это… Эйрин. Что она делает здесь? Чего хочет?
Отворив ей, я заслоняю собой дверной проем. Разумеется, я не собираюсь здороваться.
– Не пригласишь войти? – холодно осведомляется мать Джера.
Я изгибаю театрально бровь.
– Извините, миссис Уолш, в такое время я не принимаю гостей.
Она же нахально проходит внутрь, отодвинув мою руку. Я не ожидала от нее такой телесной грубости. Обычно, Эйрин «очаровывала» словесной жестокостью.
– Я думаю, с моим сыном ты заводила ребенка не при свете дня.
Ха! Я, конечно, не стану этого озвучивать, но мы трахались с ним в любое время суток.
– Так что вам нужно? – спрашиваю я, закрывая за ней дверь. – И прошу говорить потише, моя дочь и моя сестра спят.
Проинформировав ее, я возвращаюсь на кухню. Эйрин следует за мной, снимая свой плащ. Его она перебрасывает через спинку стула, куда и кладет свою маленькую черную сумку.
– Я пришла поговорить.
Только из вежливости, которой учила меня долгие годы мама, предлагаю:
– Чаю или кофе?
Включаю электрический чайник и поворачиваюсь к женщине, вновь сложив руки на груди.
– Жаль, что ты не осталась до конца, – злоречиво начинает Эйрин, не отвечая на мою вежливость. – Шоу было очень занятным.
Я шокировано открываю рот.
– Я была в курсе, что вы негодная мать, – шепчу ненавистно. – Но я не представляю, как можно быть такой язвительной, чтобы с безразличием смотреть, как молотят вашего сына, и считать это увлекательным!
Я сама повышаю голос, забыв о родных в других комнатах. Мне нужно быть осторожнее с тембром, но рядом с этой женщиной невероятно сложно контролировать себя. Она складывает руки на столе и по недоброму улыбается мне, словно ничего такого и не случилось.
– Ну, Джереми тоже не остался в проигрыше. Насколько я знаю, он сломал твоему бывшему ухажеру нос. – Она некоторое время молча жует губу, после чего выдает: – Я говорю «бывшему», потому что думаю, что ты вряд ли вернешься к Брису. Не после того, что он сделал, – машет Эйрин рукой в воздухе. – Да, это как-то даже не по-мужски. Тем более, в нашем городе его знают все, и теперь уж люди будут показывать на него пальцем. – Немного помолчав, она добавляет: – На тебя тоже.
Не думала, что я могу так сильно презирать кого-то. Но да, это возможно. Почему только это мать человека, которого я люблю?
Эйрин откидывает волосы цвета пепла назад и наклоняется над столом ниже.
– Не знаю, Саманта, может быть, вы с Брисом запланировали этот ужасный спектакль, который закончился совсем не наигранно, но вот, что я тебе скажу…
– Вы уже достаточно сказали! – прерываю ее, выпрямляясь, когда чайник закипает.
Миссис Уолш выставляет ладонь, требуя внимания. Она так прямолинейна, так смиренна, что это просто не может раздражать.
– …Вот, что я тебе скажу, – непоколебимо продолжает Эйрин. – Мне нужен тест.
Я тот час же хмурю брови.
– Какой еще тест?
– ДНК, – вздыхает женщина.
Наставив на нее палец, я говорю, в надежде, что не буду выглядеть жалкой в ее глазах:
– Именно из-за этого, именно из-за таких слов от вас я и не говорила ничего Джереми! Я была уверена, что вы станете унижать такими заявлениями меня и мою дочь!
Эйрин смеется.
– Ну, ничего себе! – беспечально охает она. – Теперь я во всем виновата! Что же, мне на слово верить, что ты родила ребенка от моего сына? Я видела девочку, она очень красива, да, и все же на Джереми ничем не похожа.
Промолчав, я сглатываю, облокотившись о кухонный гарнитур. Мы смотрит друг на друга несколько непрерывных минут. Напряжение комком скапливается в груди. Я признаюсь ей в том, о чем знает ограниченное количество человек.
– У нее есть родинка.
Эйрин сосредотачивает свое внимание на мне.
– Что за… родинка? – догадываясь, о чем я, негромко спрашивает женщина, приподнимаясь с места.
Я вдруг понимаю, что она могла бы с легкостью поверить в мое вранье. Она уверяла бы себя, что Даниэль – дочь Бута, или кого-то другого, но не ее единственного сына. Держась за стол, Эйрин с трудом стоит на ногах.
– Родимое пятно. Как у Джереми, – медленно проговариваю я. – Оно есть у Даниэль.
– Я могу убедиться в правдивости твоих слов? – дрожащим голосом интересуется она.
Скрестив руки, я возражаю:
– Миссис Уолш, уже поздно, моя дочь спит.
Но та непреклонна.
– Могу убедиться или нет?
Тогда разгневанно вздохнув, я отталкиваюсь от шкафчика, направляясь в спальню. За спиной слышны ее шаги. Дверь в спальню Даниэль приоткрыта. Эйрин передвигается очень легко. Она становится на колени перед кроватью моей дочери – своей внучки. Перед тем, как ее пальцы касаются ее бархатной пижамы, я вижу, как Эйрин волнуется, дрожит. Она еще не отдает себе отчет в том, что ей дорога Даниэль, но я вижу со стороны, как она смотрит на нее. Она отодвигает край пижамы у шеи, и в тот момент закрывает рот ладонью. Я слышала, как она охнула. Важнее другое – я уяснила для себя, что Эйрин может ненавидеть меня, но Даниэль она ненавидеть не сможет.
