были оказаться в одной постели, но каникулы кончились. Начинаются суровые будни.
Генерал повернулся к Отто и продолжил монолог, сверля взглядом его переносицу:
— Женщины словно виноградные лозы - всегда обвиваются вокруг ближайшей опоры, потому что по сути своей так устроены. Женщины слабы и без поддержки не продержатся долго. Я позволил тебе ненадолго стать такой опорой для нашей гостьи. Я хотел, чтобы русская - хм... «княжна» привыкла к тому, что на ее опоре висит немецкий мундир, и ты идеально подходил для столь деликатной миссии, Грау. Последний романтик Великого Рейха… Ты прекрасно справился с возложенной на тебя задачей.
Фон Гросс выждал театральную паузу и повысил голос:
— Так вот - пришло время сменить опору! Возможно, процедура вам обоим покажется несколько болезненной, но такова жизнь, а сейчас идет война и вовсе не до сантиментов. А что касается этой нежной лозы…
Генерал улыбнулся, скользнув по мне почти отеческим взглядом.
— Все женщины одинаковы, Грау, они уважают силу и власть, и чем больше силы и власти, тем более трепета и преклонения. В душе они готовы подчиняться и даже жаждут этого, хотя вслух могут утверждать совершенно обратное. Ты еще здесь… странно. Я велел тебе идти и готовиться к переезду. Ты хорошо понял приказ?
— Да, я все понял, - медленно, будто через силу проговорил Отто, безразлично глядя перед собой. - Я иду собирать вещи. Надеюсь, ты дашь ей время немного отвыкнуть... от прежней опоры.
— Разумеется, - кивнул генерал, - я вовсе не хочу повредить тонкий стебелек.
Отто круто повернулся и вышел, буквально выбежал из кабинета, а меня словно обдало потоком ледяного ветра от закрывшейся за ним двери. Я стояла ни жива не мертва, губы у меня мелко дрожали, я прикусила нижнюю изнутри и осмелилась поглядеть на Вальтера. Он вынул откуда-то папку и бросил ее на стол передо мной.
— Узнаешь?
Я бросилась вперед и протянула руку, но генерал оказался быстрее. Его ладонь раньше моей легла на черный пластик с золотым тиснением "Erich Krause”.
— Это мое, мое… Откуда у вас? Вы… ох, взяли ее у Стефана…
— Что там лежит, Ася?
— Я могу сказать только, что лежало там раньше, но откуда мне знать теперь.
Мы стояли друг против друга, нас разделял только стол. Я схватилась за уголок злосчастной папки, потянула к себе, словно кусочек моей прошлой жизни мог вернуть меня обратно домой. Но Вальтер не позволил даже сдвинуть предмет с места.
— И что же было там раньше?
Устав бороться, я убрала руки со стола, выпрямилась и попыталась собраться с мыслями.
— Мои документы - паспорт, свидетельство о разводе, фотографии…
Господи! Точно... Фотографии моего класса у гранитной стеллы с выбитыми на камне именами наших земляков, погибших на фронтах Второй Мировой. И я четко помнила, что на каждом фото был виден монумент с датами 1941-1945 гг.
Видел ли эти снимки фон Гросс? Ну, еще бы!
Также в папке были чеки на канцелярские товары и на каждом дата, школьные брошюрки и сценарий празднования Дня Победы и даже стихи ветерана о городах-героях и знаковых битвах.
Я закрыла лицо руками и поняла, что больше мне скрывать нечего. Генерал смотрел строго, но без каких-либо явных проявлений злости. Даже как будто со смирением и решимостью обреченного. Я решилась заговорить:
— Книга тоже у вас, да? Вальтер, вы же все знаете. Отпустите меня домой… пожалуйста. Я вас прошу!
Это было наивно, настоящий «детский сад», но надо же было сказать для начала хоть что-то и проверить его волчью реакцию на мои слова. Я в ней не обманулась.
— Да, книга у меня. Но тебе она больше не нужна, она совершенно бесполезна для тебя, потому что скоро наступит утро. Поляк жестоко тебя обманул, Ася. Он мог вернуть тебя обратно уже на следующую ночь и в каждую из последующих ночей на протяжении двух месяцев после твоего появления здесь. Однако ему захотелось тебя продать. И как можно дороже. А для этого ты должна была ему поверить и поехать с ним до ворот клетки. Все просто.
— Что вы говорите? Я не понимаю... Не верю. За что Барановский мог так поступить со мной?
Вальтер хрипло рассмеялся над моей наивностью, вот теперь-то он и в самом деле напоминал волка, загнавшего в угол свою добычу. Почему бы не покуражиться перед последним прыжком.
— Ты верно не знаешь, как поляки относятся к русским. Я объясню. Нас - немцев, захватчиков, оккупантов они смертельно боятся, но уважают при этом, а вас - русских только люто ненавидят. И твой "друг-астролог" не исключение. Сегодняшняя ночь с двадцать второго июля на двадцать третье июля - последняя дата, когда возможно твое возвращение, но я же не идиот, чтобы вот так просто от тебя отказаться, моя дорогая Ася, и я совсем не гуманист…
Однако же и не чудовище, как ты могла бы подумать, иначе давно бы сам отвез тебя в гестапо. Но очевидно, что ты бесполезна для выполнения наших стратегических задач, а вот лично мне можешь пригодиться, Ася… из будущего. Мне и Францу.
— Господи, - простонала я - ... да что вы за люди такие!
Мне казалось на меня скоро обрушится потолок, грудь сдавило железной клешней отчаяния. Вальтер открыто наслаждался моим смятение. Даже иронично подбадривал:
— Ну, ну, не надо делать такое несчастное лицо, дорогая… Уверен, мы отлично поладим. Ты ведь уже подружилась с немецким лейтенантом, почему бы не стать подругой немецкого генерала. Я тоже немного романтик в душе… только уж очень глубоко. Вдруг ты и мне поможешь стать человечнее. Возможно, в этом и будет заключаться твоя миссия здесь. Ты хорошо поработала с Грау, прежде на него было жалко смотреть, бедняга едва не лишился рассудка, и немудрено, с его-то дурной наследственностью. Но ты сделала невозможное, ты его исцелила. Иногда мне начинает казаться, что мое сердце каменеет, может, ты спасешь и меня, русская девочка с доброй душой.
Я бросила рассеянный взгляд мимо Вальтера и вдруг увидела приоткрытую дверцу сейфа на стене, сбоку от окна. Меня пронзила мгновенная догадка: книга именно там, ведь из сейфа Вальтер достал мою папку, а значит, внутри хранится и сам артефакт. Генерал лично допрашивал Барановского и забрал себе все его "магическое имущество".
Вальтеру незачем лгать мне по поводу последнего дня, когда я могу вернуться в свое время. Да уж… кому я могу
