– Но вместо того, чтобы строить свою жизнь, ты будешь слушать тарабарщину стариков, Баунти. Так ты никогда не выйдешь замуж, – всплёскивает он руками.
– Знаешь, да, я лучше буду слушать тарабарщину, чем буду таким эгоистом, как ты. Господи, Оук, что с тобой, вообще, происходит? Ты чёртов Гринч. Ты всем недоволен, а теперь ещё ни черта не ценишь родителей, – возмущённо встаю на ноги.
– Я ценю их. Я люблю своих родителей, но я не буду тратить время впустую на их глупости, если у меня будет что-то важное.
– То есть для тебя важна больше женская задница? Боже мой, Оук, я не узнаю тебя. Ты хоть понимаешь, что родители будут жить не вечно. Тебя женская задница кинет, бросит и забудет о тебе, а родители будут помнить о тебе всегда. Они не предадут тебя. И когда-нибудь их не станет. Ты войдёшь в их дом, ощутишь их аромат, но никто из них не заговорит с тобой. Ты больше никогда не услышишь их голос и пусть они говорят ерунду или жалуются друг на друга, но это время для них. Время, когда нужно отдать любовь, которую они вкладывали в тебя многие годы. Они жертвовали многим, чтобы однажды услышать, как их любимый и единственный сын променяет их на какую-то одноразовую шлюху. Я не говорю о том, что с ними нужно жить постоянно, но отказывать им в мелочах, как разговор или помощь нельзя. Потому что это именно то, что с тобой сделают твои дети. Я хочу, чтобы мои дети никогда не забывали обо мне и их любовь согревала меня, когда мне останется очень мало. Каким же циничным эгоистом ты стал, Оук!
Со слезами на глазах я бегу на второй этаж. Это не мой Оук. Он бы никогда не перечеркнул важность в нашей жизни родителей. Я не понимаю, кто он теперь. И я не знаю, готова ли я любить именно этого мужчину.
Глава 28Оук
Озадаченно выпускаю из рук чёртову гирлянду и смотрю на Раса.
– Что её так взбесило? – Удивляюсь я.
– Ты что, действительно, не понял? – Хмурится Рас.
– Нет. Это моё мнение. Оно не должно всем нравиться. И я говорил о любви к себе в первую очередь, а потом уже к семье, – подхожу к Расу, смотря на лестницу, по которой убежала Баунти.
– Хм, ты говорил об эгоизме, Оук. Любовь к себе и эгоизм разные вещи. Чтобы любить кого-то другого, нужно сначала полюбить себя, а по всему видимому ты этого не умеешь.
– Что за чушь? Я люблю себя. Я люблю себя побольше, чем остальные, – возмущаюсь я.
– Нет, ты врёшь себе. Это эгоизм. Ты делаешь всё только для себя, ущемляя своими важными желаниями других. Сейчас ты это показал Бонни.
– Но что я сделал не так? Я не считаю, что круто жить напротив родителей. Это тупость. Мир огромный и мы не обязаны быть к ним привязаны.
– Не обязаны, ты прав, но кроме нас у наших с тобой родителей никого нет. Им не к кому обратиться, когда нас нет рядом. Когда твоя мама лежала в больнице…
– Моя мама лежала в больнице? – Ору я.
– Да. Ты не знал? – Удивляется Рас.
– Нет. Она мне ничего не говорила, только то, что всё в порядке. Они в порядке, – шепчу я.
– Но она лежала в больнице. У неё были камни в желчном пузыре и ей удалили его. Она плохо перенесла операцию и долго восстанавливалась. Мы с Бонни ездили к ней несколько раз в день, чтобы она не чувствовала себя одинокой, а твой отец там ночевал.
– Боже, – я хватаюсь за голову и сглатываю.
– Видишь, Оук, что ты получишь, якобы полюбив себя. Тебе боятся что-то говорить, чтобы не расстраивать, потому что ты всё равно не сможешь приехать. Разве это то, чего ты хотел получить? – Рас кладёт ладонь мне на плечо.
– Нет. Я люблю своих родителей. Клянусь.
– А они знают об этом? Они чувствуют это?
– Но это ведь по определению так. Как я могу их разлюбить?
– Дело в том, что надо говорить им об этом. Говорить, потому что, может быть, следующего раза не будет. А ты полностью занялся своей жизнью, ты забыл о них, Оук. Ты стал эгоистом.
– И что мне теперь делать? Я не хочу быть таким. Я… не понимаю, – шепчу я.
– Иди к Бонни. Поговори с ней, а я здесь всё доделаю, – советует Рас.
– А что я ей скажу? Что не прав? Но я так думал. Я не врал. Это будет считаться обманом, если я заберу свои слова обратно.
– Ты не забирай, просто иди к ней. Иди, Оук. Бонни сильно расстроена. Иди, – Рас подталкивает меня к лестнице, и я поднимаюсь по ней.
Чёрт, моя мама лежала в больнице, а я не знал. О скольком ещё я не знал из-за желания спрятаться от боли? Я чувствую себя задницей. Я признаю, что задница.
Открываю дверь в комнату Баунти. Она сидит на полу, прижав ноги к груди и быстро вытирает слёзы.
– Баунти, – шепча, сажусь напротив неё и хочу коснуться её, но она дёргается от меня. Это мне не нравится. Я что, всё снова просрал?
– Оук, у нас разные ценности в жизни. Я думаю, что у нас ничего не получится, – подавленно произносит она.
– Нет… нет, – быстро мотаю головой. Да никогда! Нет!
– А как иначе? Я поняла, что не знаю ничего о том, каким ты стал. Я не хочу знать тебя такого. Я…
– Я всё тот же, Баунти.
– Нет, старый Оук бы никогда не отрёкся от семьи. Никогда. Он ездил к ним по первому звонку. А новый Оук пытается уехать подальше от семьи, как это делает Мэнди. Теперь я понимаю, почему вы такие. Вам плевать на всех, кроме себя. Вы отказались от семьи, словно это пустое место. Но это не так. Семья важна. Без семьи мы никто. Семья это место, где тебя поддержат и где никто не осудит. Именно семья учит человека тому, что он потом даст своим детям. Нет, я не хочу с тобой детей, Оук. Я не хочу, чтобы однажды они, по примеру своего отца, бросили меня одну и забыли.
– Баунти, всё не так. Не так, клянусь. И ты хочешь со мной иметь детей?
– Хотела до этой минуты.
У меня в груди всё теплеет. Она хотела от меня детей. Это отличный шаг вперёд.
– Послушай, может быть, я чего-то не понимаю, но я долгое время был без семьи. Может быть, я забыл, как они важны для меня. Может быть, я стал эгоистом, потому что боюсь боли. Я не отрицаю, что придурок, но я готов учиться, понимаешь? Сегодня я узнал, что у моей матери была операция, а она мне не сказала. Я ненавижу себя за то, что стал таким. Ненавижу, клянусь. Но я буду меняться. Я буду, Баунти. Я буду учиться, обещаю. Дай мне ещё один шанс, потому что я тоже хочу детей от тебя, – касаюсь её щеки. Баунти исподлобья смотрит на меня. Она мне не верит.
– Ты перестал любить кого бы то ни было, Оук. Как я могу надеяться, что ты полюбишь когда-нибудь меня больше, чем себя? – С болью шепчет она.
Боже, да я её уже люблю больше, чем себя! Что за глупость? Я всегда любил её больше, чем себя!
– Как мне теперь верить тебе? Как уехать с тобой? Если ты показал себя не с лучшей стороны. Как? Мэнди, вероятно, была права. Какой смысл мне разрушать свою жизнь, если ты не готов менять свою ради меня?
