Меладу и замок… Много было разного… Я всегда знал, что он излишне властолюбив и завистлив, но считал, что ему хватит ума держать свои желания под контролем. Но он любил брать от жизни все…
— Многие имеют этот недостаток, — осторожно заметила Элиэн. Ей казалось, что тема казни Ринера станет запретной, но нет, Вадериону явно нужен был собеседник, а вернее, слушатель.
— Ринер был умнее многих, — с раздражением ответил Вадерион. — Каждый должен знать свое место. Он должен был понимать, на что он способен, а на что — нет. Никогда бы в жизни Ринер не смог править даже захудалой деревушкой, он не умел ставить толпу, он не выглядел бы в глазах своего народа правителем, его бы просто свергли. А он захотел Империю… Мою Империю…
— Но он ведь не всегда был таким?
— Нет, — невесело усмехнулся Вадерион, вроде бы успокаиваясь. — Он был хорошим и верным товарищем, когда-то он сильно помог мне, без него мне было бы сложнее построить все то, что я имею. Но умер он предателем, — поставил точку в разговоре Вадерион. Это был единственный вечер со дня его возращения (помимо Последнего суда), когда они просто легли спать. В темноте ночи Элиэн осторожно погладила его по обнаженной спине, по длинным белым волосам. Большинство дроу заплетали их — и женщины, и мужчины, — но Вадерион почти всегда ходил с распущенными, они, словно плащ, окутывали его, особенно ночью. Элиэн любила перебирать светлые мягкие пряди — единственное, что было мягким в Вадерионе.
— Я не нуждаюсь в твоем глупом утешении, — раздраженно произнес он, всем своим видом (даже спиной) показывая, что ему не нравится ее ласка. Несмотря на это, Элиэн склонилась и коснулась невесомым поцелуем черной кожи между лопатками. Тяжелый вздох был ей ответом. Конечно, он не нуждается в утешении, а то, что весь вечер сидел и вспоминал о первом в жизни друге, с которым прошел через многое и которого безжалостно казнил — пустяки. Можно сказать, что Ринер сам виноват…
Вадерион вновь вздохнул, когда Элиэн думая рефлекторно погладила его по плечу. Вот ведь мужчины! Ходят, выпятив грудь с короной на голове, изо всех сил показывают, какие они холодные и жестокие, а на самом деле испытывают те же самые чувства — и боль, и разочарование, и даже муки совести. Но никогда в жизни они не признаются в этом и не примут помощь, будут до последнего отбиваться, хотя сами наслаждаются, когда их ласкают и утешают. Вот Вадерион готов был ворчать вечность, вздыхать и бормотать под нос свое любимое «Женщины!», но смертельно обижался, если Элиэн засыпала не в его объятиях. Или за ужином, когда он любил поговорить, его обязательно нужно было выслушать — иначе действительно обижался, как ребенок. Элиэн было и смешно, и мило от этого, она сама не заметила, как стала с радостью, а не только из чувства долга заботиться о нем.
Вадерион с шумом демонстративно повернулся и прижал ее к себе, всем своим видом показывая, что идет на уступку слабой нежной женщине. Элиэн обвила его шею руками, уткнулась носом в грудь и улыбнулась, когда спустя всего минуту он заснул, мгновенно расслабившись. Ей было не жаль Ринера: он попортил ей много крови и — она была уверена — был реальной угрозой ее жизни. Но его смерть расстроила Вадериона — разозлило предательство, разочаровала глупость, которые очернили все их отношения. В конце концов, именно Ринеру он оставил Империю на время войны. Элиэн было жаль Вадериона, жаль, что ему приходится принимать решения, как Императору, а расплачиваться собственной душой. Но иначе не могло быть, иначе Вадерион был бы совершенно другим. И все же ей было его жаль — потому что больше никто бы его не пожалел. Темного Императора боялись, уважали, перед ним преклонялись, его даже ненавидели — но не жалели. Да и не заботились. А Элиэн вдруг стало не все равно. В конце концов, Вадерион был с ней весьма ласков (насколько мог Темный Император) и, даже понимая, что все следствие его мимолетного увлечения, что раньше он был жесток с нею и, возможно, в будущем будет еще более суров, она не могла не подарит ему хоть каплю тепла. За его объятия, обещавшие хотя бы иллюзию защиты, за поцелуи, полные нежности, и за ночи, в которых она сгорала в пламени страсти. За то, что она впервые в жизни начала по-настоящему жить.
* * *
Письмо для Алесы ворон улетел на следующее утро. Он принесет печальную весть раньше, чем это сделают слухи. Элиэн постарается, чтобы темная эльфийка восприняла смерть бывшего любовника не как трагедию, а как месть. Если она не ошиблась, то гордая Алеса уже должна была начать ненавидеть Ринера за то, что тот так и не пришел за ними, не нашел их. Ей было невдомек, что письмо из их тайника забрала Элиэн, что Ринер искал, но не нашел возлюбленную. Это все останется в тени, а для Алесы предназначена роль брошенной матери с тремя незаконнорожденными детьми. Это разозлит ее и заставит ненавидеть Ринера больше, чем его палача. К тому же Элиэн постарается напомнить ей, что только благодаря Императрице Алеса с детьми до сих пор жива, ведь находись они сейчас в столице, их бы казнили вместе с Ринером. Так что теперь бывшая управляющая будет влачить не самую приятную и легкую жизнь (несмотря на то, что у нее нашлись хорошие друзья, приютившие ее и давшие работу), возвращая долг Элиэн. А последняя обязательно ей поможет. Вадерион прав — Ринер был далеко не глуп, его погубила слепая жажда власти, — было бы преступлением потерять его детей. Возможно, из них вырастут достойные подданные Темного Императора. А их мать больше не будет столь глупо бросаться в объятия жестоких мужчин.
Элиэн в который раз поблагодарила своих многочисленных знакомых, с которыми она теперь переписывалась — она многое узнала от исконно темных леди — и среди писем с которыми затерялось послание Алесы. Потому что она сильно сомневалась, что за светлой эльфийкой, будь она хоть трижды Темной Императрицей, не следят. Вадерион, как бы не жаждал ее тела и ее ласк, разума не терял и не забывал, кто она.
Казнь Советника приглушила обсуждения прошедшей войны и на несколько месяцев (если не лет) обеспечила Меладу и всю Темную Империю темой для сплетен. Подумать только: бессменный Советник, жестокий свалг и правая рука Императора был казнен за предательство. Вадерион стали бояться с новой силой, и Элиэн могла