и крепко обнимает.
– Кара! – радостно кричит она мне в волосы. – Мы кузины! Невероятно! Радость-то какая! Будем подругами неразлейвода. Знаю, что будем!
Проходит вечность, прежде чем она выпускает меня из объятий.
– Входи!
Внутри дом устроен шиворот-навыворот: общие комнаты расположены наверху – полагаю, ради видов из окон. Скайлер ведет меня вверх по стальной лестнице, я поднимаюсь, слушая собственные гулкие шаги. На стенах картины, но я пока не вижу характерных красных работ Урсулы. Одна абстрактная картина – в более мягкой манере, ярче, чем у нее, без темных углов и яростных мазков. Не та ли это новая работа, о которой она рассказывала? Я улавливаю слабый запах скипидара.
Наверху Скайлер приглашает меня в гостиную – двухцветную комнату с огромным окном во всю стену, почти без мебели, только с двумя диванами и хромированным кофейным столиком. На одном диване полулежит с бокалом вина в руке Урсула. Она кивает мне, но не пытается встать. Скайлер, запыхавшаяся от бега вверх по лестнице, хлопочет: спешит забрать у меня пальто, что-нибудь мне налить, намерена провести для меня экскурсию по дому.
– Ради бога, Скайлер! – вмешивается Урсула. – Успокойся. Ты прямо как неуемный щенок! Дай Каре опомниться. Налей ей выпить. Входи, Кара, садись.
Она не подбирает ноги, чтобы меня пропустить, поэтому я опускаюсь на другой диван, на самый уголок. От тепла нашей встречи этим утром ничего, кажется, не осталось, и я опять настораживаюсь, готовясь за себя постоять в случае чего.
Слышу, как Скайлер откупоривает на кухне бутылку. Урсула молчит и наблюдает за мной прищуренными глазами. Я облегченно выдыхаю, когда Скайлер прибегает с подносом, заставленным бутылками и бокалами. Здесь же мисочка с фисташками.
– Не знаю, что ты любишь, поэтому принесла и белое, и красное вино. Еще у нас есть пиво и содовая. Скажи, что тебе налить. Чем закусить тоже принесла. У тебя, случайно, нет аллергии на орехи? Могу унести.
Я мотаю головой и улыбаюсь Скайлер:
– Никакой аллергии! Мне, пожалуй, белого вина. Благодарю.
– Наслаждаюсь твоим британским акцентом, – говорит она, наливая всем по большому бокалу. – Звучит по-королевски! Все британцы такие?
– Перестань, Скайлер. – Урсула морщится, но не сердится. – Тебе ли не привыкнуть к британскому акценту?
– Ты не в счет, мама, – машет рукой Скайлер. – Я сразу поняла, что ты пришла не просто так. – Она не глядит на мать и обращается только ко мне. – Стоило тебе войти в галерею, как я навострила уши. Хотя тогда не знала, конечно, что мы кузины. Просто почувствовала, что между нами есть какая-то связь.
– Боже правый! – стонет Урсула. – Ты, наконец, замолчишь?
Но мне тоже не до Урсулы.
– Я знаю, о чем ты, – говорю я. – Я почувствовала, что мы бы подружились, если бы представился хоть малюсенький шанс.
– Видишь! – Скайлер торжествующе смотрит на мать. – Кара тоже это уловила. Не все такие антисоциальные затворники, как ты, мама.
Урсула пренебрежительно машет рукой.
– Думай что хочешь, – говорит она, закатывая глаза, но я замечаю на ее губах подобие улыбки.
– Она ведь… – Скайлер указывает кивком на мать, – она запретила мне говорить тебе, кто я такая, хотя я сразу это поняла, как только ты сказала, что она твоя тетя.
Я вопросительно смотрю на Урсулу.
– Почему? Вы меня стыдились?
– Нет. – Она так медлит с ответом, что у меня крепнет уверенность, что я попала в точку. – Мне нужно было навести порядок в своих мыслях, прежде чем мы начнем игру в счастливую семейку. Ты познакомилась со Скайлер. Для меня и это перебор.
Мне хочется спросить, что в этом дурного, почему ее коробит от разговоров обо мне и о том, откуда я приехала, но я чувствую, что в этом нет смысла. Насколько я успела разобраться в Урсуле, она все делает по-своему, в своем темпе.
Так проходит вечер. Мы заказываем китайскую еду и болтаем о ерунде, но настроение хорошее, как в компании добрых друзей. К полуночи я уже не справляюсь с зевотой и кошусь на часы.
– Мне пора, – говорю я. – Ужасно клонит в сон.
– Подумаешь, выспишься в самолете, – говорит Скайлер.
– Отпусти ее, – советует Урсула. – Она все равно вернется. Ты же вернешься, Кара?
– Надеюсь, – отвечаю я. – А вас обеих я с радостью приму у себя в Англии, когда бы вы ни нагрянули.
Я встаю и вдруг чувствую, что сейчас расплачусь. Чтобы не раскиснуть, я концентрируюсь на мелочах.
– Вызовете мне такси?
– Я мигом! – говорит Скайлер и исчезает, оставив меня вдвоем с Урсулой. Та пытливо на меня смотрит, и я понимаю, что она очень наблюдательна.
– Ты в порядке? – спрашивает она. Я киваю. – Рада, что ты приехала.
– Я тоже.
В такси я обдумываю события последних трех дней. У меня есть тетя и двоюродная сестра, это замечательно, но важнее то, что я лучше поняла саму себя. Выросла моя психологическая устойчивость. С другой стороны, мне нелегко переварить то, что я узнала. Очевидно, что во всех этих бедах виноват мой отец. Это из-за него я росла без матери, а главное, из-за того, что он сказал мне, что она мертва, я потратила кучу лет впустую. Если бы не его ложь, я могла бы гораздо раньше заняться поисками.
А Майкл? Сколько из всего этого он уже знал? Я всегда считала, что он сбежал при первой возможности потому, что не мог ужиться с отцом; а вдруг причин было гораздо больше?
Я должна поговорить с Майклом – внезапно это превращается в самую насущную потребность в моем растревоженном мире. Сейчас ему не позвонишь, он спит, но тянуть с этим нельзя. Это должен быть разговор лицом к лицу.
Когда я возвращаюсь в отель, выясняется, что мою усталость сняло как рукой. Я кидаюсь к ноутбуку и меняю свой рейс: полечу не в Манчестер, а в Хитроу. Отправляю письмо миссис Пи: приеду на несколько часов позже, чем собиралась сначала; письмо Майклу с просьбой встретить меня в Лондоне. Задумываюсь, куда его попросить приехать. Куда-нибудь в центр, чтобы ему было просто попасть туда из офиса, туда, где мы с ним сможем потолковать и не поссориться, желательно на ходу, потому что так будет меньше шансов, что он просто развернется и уйдет…
Я выбираю галерею Тейт.
44
Перелет в Англию прямой, но долгий. Я пытаюсь уснуть, зная, что завтра мне понадобится максимум энергии, но взбудораженному мозгу не до сна. Стюардессы выключают свет и раздают флисовые одеяла и подушечки, но я тупо смотрю в маленький овальный иллюминатор на ночное небо. Почему все
