в парке. Улыбаясь и подставляя лицо освежающим брызгам из фонтана, княжна, подпрыгивая, направилась по знакомой дорожке вглубь сада. Но до любимой поляны Бэрона не добралась.
Споткнувшись на ровном месте, Эри больно шлепнулась на брусчатку. А когда поднялась, потирая ушибленную руку, увидела вокруг себя не клены, кусты и цветник, а мешки с овсом, карету и возмущенно фыркающих лошадей. Эри машинально потрогала пальцами над губой — кожа окрасилась в алый. Тянущая боль поскреблась в виски.
Она попала на конный двор. Но как?
Страх заворочался в животе. Снова. Это случилось снова. Но что же делать?
Ловя растерянные взгляды слуг и зажимая платком нос, Эри бросилась обратно в Гаард-Хаз. Ее подмывало заскочить к доктору Михаэлю, но признаваться в странном лунатизме отчего-то было стыдно. Поэтому, юркнув в комнату, Эри тщательно умылась и стерла следы крови, а потом улеглась на кровати, зарывшись лицом в подушку.
Голова прошла минут через двадцать, но желания гулять и навещать Бэрона уже не осталось. На Эри накатила необычная апатия. Все казалось унылым и бессмысленным, ее тревожили жуткие симптомы — ни о чем подобном она раньше не слышала. И на стресс уже не спишешь — лучше, чем этим утром, она не чувствовала себя давно. И ведь не расскажешь никому. Был бы Киан рядом... Он бы выслушал и никому бы ее не выдал. Или мама... Она всегда бы поддержала и помогла. Но теперь остались лишь папа, Курт и Бэрон. Отцу рассказывать страшно, Бэрону — стыдно, а Курт... Ну, Курт — это Курт. Этим все сказано. Он сделает вид, что слушает, а сам от книги не оторвется.
До вечера Эри ходила сама не своя. Есть не хотелось, пирожные больше не манили, а еще она вздрагивала от каждого скрипа, пугаясь, что опять вдруг окажется не там, где только что была.
Когда совсем стемнело, к ней заглянул Михаэль, поинтересовался ее здоровьем. Она соврала, что у нее все хорошо и намекнула - навещать ее больше не надо. Доктор пожал плечами и скрылся за дверью.
Спать она пошла с неким облегчением. Сон помог бы забыться хоть на время и убрать тяжкие мысли. А еще ей вспоминались слова мамы: когда она уставала или много волновалась за день, то всегда повторяла, что сон — лучшее лекарство. Так что Эри залезла под одеяло, закутавшись по подбородок, несмотря на жару за окном, и постаралась уснуть.
Это был последний раз, когда она нормально выспалась.
Вот и сейчас на уроке с паной Мюррей она страдала, всеми усилиями отгоняя от себя дремоту. Мысли путались. Перо скрипело по пергаменту, выводя дурацкие закорючки таргонских букв.
— Ну ка, дайте поглядеть, — учительница забрала у нее листок и покачала головой. — Я бы сказала, что это больше похоже на шартехский.
— Я старалась! — взвыла Эри. — Просто...
— Что просто, Эрианна?
— Просто я плохо спала и неважно себя чувствую, — сдалась Эри, не в силах больше сражаться с бесполезным уроком.
Она сказала это, ни на что не надеясь — с паной Мюррей никакие отговорки не работали. Хоть ты полумертвый приди, все равно замучает. Папа рассказывал, что пана Мюррей всегда была такой, даже когда давным-давно учила его самого. И, мол, благодаря ей он научился терпеть и не жаловаться на жизнь.
Пана Мюррей недовольно насупилась, открыла рот, чтобы сделать ученице выговор, но черты ее лица неожиданно смягчились и она неловко погладила Эри по плечу, чем несказанно ошарашила княжну.
— Я... Понимаю, — учительница постаралась смягчить голос, но это было сродни попытке обернуть острый клинок дамским платком — выглядит не так угрожающе, но жалит так же. — Вам стоило сразу мне сказать и мы бы отложили урок.
Эри потрясенно молчала, боясь спугнуть удачу. Солнечные стрелы из окна приятно грели, точно огибая пану Мюррей по дуге.
— Позанимаемся позже, — продолжила учительница. — А вы пока отдыхайте. Урок от нас никуда не убежит.
«А вот я бы смоталась, да некуда».
Забрав учебник, пана Мюррей выплыла из комнаты, на прощание так резко кивнув, что Эри испугалась, не отвалится ли у старой леди голова. А когда дверь за ней закрылась, княжна со стоном уткнулась лбом в дубовую столешницу.
Как же паршиво.
И спать хочется, но... страшно.
Дабы не провалиться в дрему прямо за столом, Эри смочила платок водой из хрустального кувшина и вытерла лицо. Не больно-то помогло — вода успела нагреться и совсем не освежала. Со вздохом, Эри сползла со стула и вышла в зал. Курт, как обычно, валялся на софе с книжкой в руках — вообще-то про книжку княжна додумала, но торчащие у мягкого подлокотника ноги брата сомнений не оставляли. Если Курт устроился у камина, то наверняка с очередной книгой. Да что там — он с ними и ел, и спал, и, наверное, мылся.
Не обращая внимания на брата, Эри вышла в галерею. От недосыпа ее немножко мотало, так что шла она нарочито медленно, чтобы не вызвать подозрений. Слуги в последние дни вились вокруг нее, как пчелы рядом с ульем. А хорошо ли вы себя чувствуете, а не хотите ли есть, а не принести ли вам чай? Эта забота надоедала и, хоть Эри и старалась на них не злиться, но иногда раздражение накатывало противной волной. А чтобы не беситься лишний раз, она напускала на себя крайне уверенный вид и избегала мест, где ее наверняка бы подловили. Но сейчас выбора не было — окольными путями в комнату доктора не доберешься.
Эри ужасно не хотелось просить помощи у Михаэля, но сегодняшняя ночь ее добила. Не спать два дня — это перебор. Но, что пугало ее больше всего, кошмары стали преследовать ее и днем.
Вчера в полдень, клюя носом из-за бессонной ночи, Эри задремала на софе у камина. И все повторилось — он снова к ней пришел. И, как обычно, просто стоял напротив, улыбался и ничего не делал.
У Эри мурашки пошли по коже — от воспоминаний становилось дурно.
В первый раз он появился ночью через сутки после нападения. Эри словно кто-то схватил за горло, мешая дышать, а когда хватка пропала, она пришла в себя в собственной комнате: вокруг разливалась чернильная темнота, лунный свет не проникал в окошко и поначалу княжна не могла разглядеть даже своих рук. Спустя минуту, может, больше, глаза свыклись с мраком, и перед взором проступили очертания
