посылала статьи в газеты Пенсильвании и Огайо, брала интервью у знаменитых парижан, от Луи Пастера до Эмиля Золя. Вырученных денег едва хватало на жизнь, поэтому, когда к ней домой явился Сэмюэл Макклюр — «циклон во фраке», как назвал его Редь-ярд Киплинг, — она с радостью приняла его предложение о сотрудничестве. Макклюр собрал тогда команду из самых талантливых американских писателей (среди них были Теодор Драйзер, Марк Твен, О. Генри), чтобы создать новый серьёзный журнал, в котором публиковались бы материалы о технических новинках, научных исследованиях, технологиях будущего и серьёзный анализ важных вопросов — в противовес скандальной хронике Пулитцера и Хёрста.
В июне 1892 года, вскоре после блицвизита Макклюра, Ида узнала из газет, что на её малой родине был страшный пожар, 150 человек сгорели или утонули, спасаясь от огня. На следующий день её брат Уилл прислал ей телеграмму в одно слово: «Живы». Однако она не могла избавиться от чувства вины, что она в Париже, а они там, сражаются с нищетой (один из партнёров её отца застрелился от безысходности, сам отец был вынужден заложить дом, чтобы расплатиться с долгами). Тогда же ей в руки попала брошюра Генри Демаре Ллойда «Богатство против Содружества», и она узнала имя врага своей семьи: Джон Д. Рокфеллер. Если раньше она собиралась писать для нового журнала о сталепромышленниках и сахарном тресте, то теперь её внимание обратилось на «Стандард ойл». Она решила написать «большой американский роман», сюжет которого опирался бы на историю нефтяного треста.
В 1894 году Ида вернулась в Нью-Йорк и опубликовала биографии Наполеона и Линкольна: они печатались в «Макклюр мэгэзин», в результате чего тираж журнала взлетел с 24,5 тысячи экземпляров в 1894 году до 300 тысяч в 1899-м. Она стала редактором журнала, купила себе дом в Гринвич-Виллидж и приготовилась взяться за главный труд своей жизни — «Историю „Стандард ойл“», но уже без беллетристики. Макклюр, к которому она специально съездила в Швейцарию, одобрил её новый проект.
«Не делай этого, Ида, — они разорят журнал», — сказал отец, узнав о её планах; он даже боялся, что дочь убьют или покалечат. Но её брат Уильям Уолтер Тарбелл, ставший в 1902 году казначеем «Пьюр ойл компани» — самого серьёзного конкурента «Стандард ойл» в Америке, — рассказывал ей в письмах о ценовых манипуляциях «Спрута», направлял к ней для разговора врагов Рокфеллера и даже вычитывал её рукописи.
Если Рокфеллер что-то и прознал о готовящейся журналистской «стряпне», то, как обычно, ответил презрительным молчанием. Единственную «угрозу» Тарбелл получила от вице-президента «Нэшнл сити банка» Фрэнка Вандерлипа: на одном званом ужине в Вашингтоне тот отвёл её в сторонку и выразил недовольство её проектом. «Что ж, сожалею, — ответила Ида, — но мне, конечно же, всё равно». Она продолжала встречаться с Роджерсом на Бродвее, 26, соблюдая правила конспирации: входила в одну дверь, а выходила в другую. Сэмюэл Додд подбирал для неё материалы, Дэниел О’Дэй передавал информацию о трубопроводах… А вот Джон Арчболд сразу почувствовал предвзятость журналистки и сотрудничать с ней отказался.
К работе она подошла добросовестно, хотя груда обрушившихся на неё документов (судебных протоколов, отчётов Промышленной комиссии) чуть не погребла её под собой. К июню, закончив первые три части, Ида призналась, что уже не может думать ни о чём другом, «Спрут» ей даже снится. Передав эстафету своему помощнику Джону Сиддаллу из кливлендской газеты «Плейн дилер», она уехала отдохнуть в Швейцарские Альпы, а вернувшись, встретилась с Генри Демаре Ллойдом в его приморской усадьбе в штате Род-Айленд. Кипя от гнева, первый обличитель Рокфеллера сказал ей, что Джон Д. и его компаньоны воплощают собой «самые опасные тенденции современной жизни», а крупные фрахтователи до сих пор получают существенные скидки с железнодорожных тарифов, только власти не в курсе, потому что мошенники уничтожают доказательства. Позже, узнав, что Тарбелл встречалась с Генри Роджерсом, Ллойд решил, что она в сговоре с компанией, и предупредил своих знакомых в Пенсильвании, чтобы те её остерегались. (Впоследствии все его сомнения развеются, и в сентябре 1903 года Ллойд умрёт со спокойной душой, зная, что смена пришла.)
Пока Тарбелл беседовала со свидетелями и копалась в документах, в Пенсильвании началась очередная стачка горняков, недовольных условиями труда и жизни. Около тридцати тысяч рабочих уехали из этого штата, по большей части на битумные месторождения Среднего Запада; десять тысяч вернулись в Европу. Вспыхнули столкновения между забастовщиками, с одной стороны, и штрейкбрехерами, полицией и сотрудниками детективных агентств — с другой. 8 июня 1902 года Теодор Рузвельт поручил Министерству труда провести расследование; глава министерской комиссии Кэрролл Райт предложил ряд реформ: введение девятичасового рабочего дня на экспериментальной основе, ограничения при заключении коллективных трудовых соглашений. Рузвельт побоялся публиковать его доклад, чтобы не сложилось впечатление, что он на стороне проф-союза. Но если стачка затянется до зимы, когда потребность в угле резко возрастёт, последствия могут оказаться очень тяжёлыми. 3 октября президент созвал совещание представителей правительства, трудящихся и руководства предприятий. Последние заявили ему, что забастовщики убили два десятка человек и что правительство должно защитить тех, кто хочет работать, а также их семьи, только тогда возможно избежать угольного дефицита зимой. Рузвельт попытался убедить профсоюзных лидеров прекратить стачку, пообещав создать комиссию для расследования проблем и поиска их решения, но те отказались.
Зарплата шахтёров составляла большую часть расходов на производство угля; в 1902 году отрасль переживала кризис перепроизводства, цены упали, поэтому владельцы шахт в общем-то не возражали против умеренно продолжительной забастовки: предложение сократится, цены поползут вверх. К тому же у них были запасы угля, которые с каждым днём повышались в цене. По закону бизнесмены не могли вступать в сговор для ограничения производства. Рабочие, погибавшие в плохо оборудованных шахтах и получавшие гроши за тяжёлый труд, отказом от работы невольно действовали в интересах владельцев, думая, что борются за свои права. От переговоров отказывались и те и другие. Но Рузвельт не оставлял попыток примирения, прося Гровера Кливленда войти в создаваемую им комиссию. Кроме того, он подумывал о национализации угольных шахт под началом героя Гражданской войны и бывшего военного министра Джона Скофилда, то есть о передаче их под контроль вооружённых сил. Действующий военный министр Элиу Рут обратился за посредничеством к Джону П. Моргану, интересы которого как владельца нескольких железных дорог стачка затрагивала напрямую. Работодатели в конце концов согласились на учреждение комиссии, в которую вошли бы военный инженер, горный инженер, судья, специалист по угольному бизнесу и «видный социолог», то есть представитель профсоюза. Последним стал Э. Кларк, глава профсоюза железнодорожных кондукторов. Под давлением церковников президент включил в комиссию католического епископа; седьмым её членом стал Райт. 23 октября стачка закончилась.
На следующий же день комиссия приступила к работе: неделю объезжала угольные регионы, собирая данные, а потом три месяца заседала в Скрентоне, штат
