но выпускать его не стала.
— Будешь еще играть с Женькой у меня за спиной?
— Не буду, отстань!
— А вы? — Она грозно посмотрела на братьев Макса, стоявших поодаль с сачками в руках.
— Мы тоже.
— Так и быть, прощаю… — Однако вместо того, чтобы отпустить поверженного друга, Вика надавила сильнее, заставив его вскрикнуть от боли. — Или нет, я еще не решила.
— Да не будем мы с ней водиться, — сказал один из мальчиков, в красной футболке.
— Не будем.
— Все равно вас надо наказать, — с удовольствием растягивая слова, заявила Вика.
— Как?
— Отдавайте мне ваши карманные деньги целую неделю… Нет, это скучно… Лучше носите меня на руках, как принцессу… Нет. Лучше вы пропустите праздник, и тогда все угощение Ильи достанется мне!
— Как это пропустим? Мама нам уже подарок дала.
— Вот, и подарок тоже мне! А что там, кстати?
— Так нельзя! — прогундосил Макс, отплевываясь от дорожной пыли, в которую вынужденно утыкался лицом. — Нас пригласили, и родители накажут, если мы не пойдем. И знаешь что…
— Тогда вы не сможете пойти, — резюмировала Вика, не обращая внимания на его последние слова. — Я вас где-нибудь запру, чтобы вы посидели и подумали о своем поведении.
— Ты достала! — рявкнул Макс и попытался вырваться, но Вика вцепилась зубами в его ухо так, что он завизжал.
— Отпусти его! — крикнул мальчик в красной футболке и бросился к ним, потрясая на бегу сачком — с деревянной ручкой и синей сеткой. — Отпусти, не то ударю!
— Девочек не бьют, — ухмыльнулась Вика, отцепляясь от чужого уха. — Я вашим родителям нажалуюсь!
— А мы — твоим!
— Ты что, забыл? — мерзко скривился Макс, размазывая слезы свободной рукой. — Нет у нее родителей!
Вика сдавила его сильнее, выворачивая плечевой сустав. Мальчик в красной футболке саданул ее ручкой сачка по голове, но она успела увернуться, и удар пришелся на место под ухом, откуда сразу же заструилась кровь. Вика гневно вскрикнула, одним резким движением отобрала сачок и всем весом налегла на Макса, чувствуя, как его тело теряет способность к сопротивлению, а плечевой сустав под ее натиском принимает неестественное положение.
— Ему же больно! — заорал мальчик в красной футболке.
— Это мне больно, это мне больно!!! Больно, больно!!!
Вика разогнулась, перехватила сачок поудобнее и со всей силы ударила по мальчику в красной футболке.
* * *
Она лежала под сиренью мокрая от пота, слез и дождя. Несколько раз ее стошнило, кровь на макушке продолжала потихоньку течь, боль — невероятная, жгучая, всепоглощающая — расплывалась по всему телу, словно от него не осталось ни сантиметра здоровой плоти.
Вика думала, что стонет, но не знала, так ли это на самом деле. Она слышала одновременно много и ничего, органы чувств не воспринимали реальность, голова ощущалась совсем пустой, нервная система отказывалась на что-либо реагировать. Вероятно, она пролежала несколько часов, поскольку небо начинало темнеть, хотя тучи уже не выглядели такими мрачными и набухшими, как раньше.
Вика поднялась с земли, осмотрелась нетвердым взглядом и побрела в неизвестном направлении, но вскоре поняла, что находится недалеко от фельдшерского пункта. Она тут же развернулась и пошла обратно, однако вздрогнула и остановилась, когда кто-то ее окликнул:
— Вика! Виктория!
Ей почему-то подумалось, что это Женя, которая явилась за местью, и сопротивляться неожиданно обретенной тете не было никаких сил, да и желания тоже. Вика повернулась на звук, готовясь сделать последний вдох, однако перед ней стояла всего лишь знакомая женщина — под коричневым зонтом и с большей дамской сумкой в руке.
— А тапочки вы мне так и не отдали, — с улыбкой напомнила она. — Ну как, поговорили с родственницей?
Вика кивнула.
— А ее теперь в больницу увезли — там быстро на ноги поставят. Вы не беспокойтесь, у них прекрасные доктора и все необходимое есть, не то что у нас.
— Спасибо, — с трудом выдавила Вика.
— Ой, да бросьте, это наша работа.
— Все равно. Вы о ней заботились. И обо мне.
— Да, у вас прям семейный подряд. Редко такое встретишь. Ну, приятного вам вечера, если что нужно…
— Аборт.
— Что?
— Аборты вы делаете? Прямо сейчас.
— Н-нет, конечно, — растерянно пробормотала женщина. — Записаться можно, но…
— Запишите.
— С отцом ребеночка поругались? — она зачем-то перешла на шепот. — Так это дело молодое, а даже если и расстанетесь, будет у вас…
— Не будет. Мне нельзя.
— Отчего же.
— …И я всегда это знала, — не слыша ее, продолжала Вика. — И не хотела детей. Потому что всегда знала.
— Так, давайте мы с вами…
— Запишите меня на аборт, — потребовала Вика. — Я не передумаю. И да, хорошего вечера.
Она кивнула на прощание и резко направилась к своему дому — единственной части земли, где ей теперь было место.
Время казалось не слишком поздним, но сумерки уже сгущались, на улице заметно похолодало, назойливые стайки комаров целыми группками оседали на ее шее и ушах, а Вика даже не думала их прогонять. Дождь почти закончился, однако отдельные крупные капли все еще падали с неба, а с набухших от влаги деревьев иногда срывались узкие ручейки. Вокруг был мокро и противно, люди на улице почти не встречались, явно предпочитая находиться в тепле и уюте, в окружении семьи. Разумеется, находиться в семье полагается не всем, а тем, кто заслуживает ее, не отнимая семьи у других.
Увидев наконец темную громаду родного дома, Вика на мгновение замерла, но тут же продолжила путь, отчаянно желая оказаться под защитой старых стен. Она прекрасно понимала, что от самой себя ее никто не защитит, однако хотела оградиться от мира, остаться наедине со своими кошмарами, а может, и тихо там умереть, сбежать от всего, как сделал дед.
Возле дома был припаркован знакомый внедорожник; Лев, одетый в джинсы и плотный серый джемпер, сидел на крыльце, согнув ноги в коленях и подперев голову рукой. Заметив Вику, он поднялся, посмотрел на нее странно и чуть виновато и первым заговорил:
— Снова где-то гуляешь?
— Я
