спортзала, но подойти к ней напрямую не может, ему надо к ней подобраться, потанцевать с одной, с другой, иногда случайно прикоснуться к рукаву последней девушки, когда звучит какой-то медляк, их глаза встречаются и становится ясно, что это судьба, но он ждет последнего танца. Медленного, как в замедленной съемке. Этот танец и есть самый главный. Ты идешь домой не с тем, с кем танцевала три танца назад. Ты уходишь с тем, чью руку держишь, когда звучит последний аккорд.
Но тут не любовь, я вас совсем не к этому подвожу. Даже не ненависть. Это нечто более глубокое.
Я много таких фильмов насмотрелась, много чего узнала, и вот вам моя теория: слэшер способен распознать, у кого из девушек есть потенциал последней девушки, поэтому и оставляет ее напоследок. Но хочет ли он ее убить? Сильно сомневаюсь, сэр. Думаю, что слэшер, одержимый жаждой мести, на самом деле жутко страдает и знает, что обычному человеку положить этому конец не под силу. На такое способна лишь одна, особая девушка. Только последняя девушка. Но сразу она к этому не готова, не доведена до нужного состояния. Нет, слэшер сначала должен помочь ей измениться, и для этого надо убить всех ее друзей, членов семьи и домашних животных, всех, кроме Дьюи из «Крика», потому что Дьюи практически неубиваем.
И вот наконец наступает супермомент, поданный в замедленной съемке, когда начитанная и замкнутая тихоня останавливается среди бури безумия, крови и слез, берет мачете или бензопилу, а то и просто вскидывает руки, как Констанс из фильма «Перед самым рассветом», – и со всей яростью бросается на слэшера, и вот вам причина, сэр, по которой слэшеры носят маски.
Чтобы вы не увидели, как они улыбаются.
Последний экзамен
Тщательно обшарив карманы комбинезона и найдя шнур для зарядки, Джейд вставляет его в розетку, но маленькая молния в углу экрана не вспыхивает – стоит ли удивляться? Это вам не романтическая комедия. Но потом, будто кто-то решил над ней подшутить, она выкручивает лампочку в бра на стене над розеткой – и случайно нажимает на кнопку выключателя.
Вот оно, чудо! Живительная сила начинает поступать в телефон. Пока он заряжается, Джейд ходит взад-вперед по коридору неизвестно чьего дома. В Терра Нове – над всей Плезант Вэлли – наступают сумерки, свет становится зернистым, озеро темнеет до чернильного цвета. Каждые несколько минут она, как параноик, проверяет, не стоит ли телефон на вибрации, вдруг он зазвонит и выдаст ее? С телефоном все в порядке, но теперь ее мучает другое – входная дверь вот-вот откроется, в дом ворвется Тео Мондрагон с какой-нибудь косилкой, отбойным молотком, а то и просто доской. Доской два на четыре жертву можно отделать так, что мало не покажется. Или накинуть ей на голову мешок из химчистки, как в «Черном Рождестве».
Кстати, никто не снимал слэшер про День независимости?
Было такое: «Я все еще знаю, что вы сделали прошлым летом». А также: «Я знаю, что вы сделали прошлым летом». Интересно, почему Четвертое Июля имеет для Тео Мондрагона особое значение? Джейд стучит по лбу костяшкой большого пальца, уговаривая себя дождаться завтрашнего вечера, ведь все откроется в момент разоблачения, дурочка, разбираться в этом – не твоя забота.
Сейчас самое важное, чтобы ее не заметили – просто и ясно. С этим проблем быть не должно, вот-вот стемнеет. Хотя тогда возникнет соблазн включить фонарик телефона.
– «Одни во тьме», восемьдесят второй, – бормочет Джейд, обращаясь к пустому дому, проверить, вдруг кто-то ее услышит.
Полная тишина. Отлично!
Джейд обещала себе не пользоваться телефоном, пока он не зарядится до десяти процентов, если ниже, может отрубиться сразу, и все же звонит при восьми процентах и набирает номер, даже не проверив уровень сигнала.
Телефон сообщает ей, что сотовые данные временно недоступны.
– С какой стати? – недоумевает она, поднимая телефон и поднося его ко всем углам комнаты. Ни единого всплеска, ни малюсенькой точечки, которая могла бы превратиться в строку.
Потому что это фильм ужасов, напоминает она себе, хотя помогает слабо.
Джейд ловко разворачивается в конце коридора, бросает взгляд в большое окно второго этажа и тут же прячется – вдруг кто заметит?
Но… разве Тео Мондрагон не разговаривал по мобильнику в Кровавом Лагере? Разве Лета не звонила с яхты той ночью? Как Основатели вообще звонят с пруфроковской стороны озера, чтобы их перевезли?
Джейд изучает настройки – вдруг сама что-то напортачила? Нет, она ни при чем. Встряхивает телефон, вроде надежный способ, и тут же качает головой – что за глупости!
Короче, вызвать кавалерию она не может. В любом случае это предательство. Разве индейцы прибегают к помощи кавалерии? Нет, они от нее удирают. Хотя… разве не индейцы из племени Черноногих помогли найти генерала Кастера? Точно Джейд не помнит, а в интернете сейчас не проверишь.
Так или иначе, то было сто пятьдесят лет назад. Сейчас – другое дело. Джейд не может оставаться здесь всю ночь. Ведь в слэшере, если сидеть на месте, только и дождешься, что в дверь, к которой ты прислонился, воткнется клинок и выйдет у тебя изо рта.
Двигаясь медленно и прекрасно понимая, что шансов никаких, Джейд осторожно, по одной ступеньке, спускается по лестнице и наконец ступает в утопающую в тенях кухню, проверяет шкафчики – вдруг что-нибудь осталось от обеда, припрятали пакет с вяленым мясом, не стали выкидывать полпакета чипсов. Она пьет из крана, не сразу понимая, что кран выдвижной, как там он называются, съемный, с маленьким удобным шлангом, который можно направить куда угодно. Джейд снимает его с магнитной базы, направляет туда-сюда по комнате… Хорошо, что в ее детстве таких штуковин не было – наверняка выросла бы слишком наивной и доверчивой.
Она возвращает кран на базу, гладит, как любимую собачку, и вдруг мимо кухонного окна, не потрудившись заглянуть внутрь, решительно проходит чей-то силуэт.
Подноси Джейд чашку с кофе к губам, наверняка разбила бы ее вдребезги о дорогую кафельную плитку. Но она просто стоит и секунду спустя понимает: это ее и спасло, она не попала в периферийное зрение Тео Мондрагона. Джейд быстро приседает, касаясь пола кончиками пальцев, ноги готовы к прыжку в любом направлении. Проходит десять секунд, двадцать, двери со скрипом не открываются, давление воздуха в доме остается прежним – оно изменилось бы, откройся дверь, – чуткий, как у летучей мыши, слух не улавливает, как половицы прогибаются под новым весом, как в них врезаются резиновые подошвы. Она спешит в комнату примерно в той стороне, куда шел Тео Мондрагон – убедиться, что он уходит дальше, а не приближается.
Через окно Джейд видит – Тео заходит
