Я слышал, как звуки пулеметных выстрелов разрывали темное небо над нами. Наши боевые вертолеты вышли на атакующий рубеж и отправили несколько потоков трассеров к холмам подножия за позициями южнокорейских солдат. Пока что ни один снаряд не смог перелететь песчаную насыпь перед траншеей. Наши вертолеты стояли заведенные, не взлетая.
Через пятнадцать минут все затихло. Остался лишь звук нашего ответного огня. Я поднялся на ноги и попытался отряхнуть песок с вспотевшей кожи. У меня тряслись руки, и я проклинал Вьетконг, минометы и армию.
Пилоты, ответственные за эвакуацию, возвращались со стоянки.
– Слышишь, придурок, меня отправили в два-два-семь. Какого хера ты делал в моем кресле? – до меня донесся чей-то голос.
– Командир сказал, что я лечу на нем, идиот!
Вертолеты не смогли оторваться от земли из-за того, что на борт втиснулось слишком много человек. Вес пилотов и бортмехаников, забившихся внутрь машин, удерживал их на земле, пока люди спорили о том, кто должен лететь.
Корейцы выслали свои Тигровые отряды. Они вернулись с минометными стволами, опорными плитами и отрезанными головами вьетконговцев. Еще корейские солдаты пожаловались, что наши боевые вертолеты расстреляли несколько человек из их отрядов.
Мы выглядели как кучка сопляков по сравнению с южнокорейскими наемниками.
Остаток ночи я постоянно просыпался, готовый бежать в укрытие. Но все было спокойно.
– Пастор-шесть, на пути вашего взлета есть пулеметная позиция.
Боевые вертолеты ныряли взад-вперед перед нами, не прекращая огонь.
Уильямс шел перед нами, он находился прямо перед линией деревьев, поэтому ему пришлось выжать все возможное из своего «Хьюи», чтобы перелететь их. Боевые вертолеты кружили впереди, паля по джунглям.
– Пастор-шесть, возьмите левее. Вы летите прямо на пулеметчика.
Нет ответа.
– Левее. Левее! – пилот боевого вертолета вышел из себя, наблюдая за тем, как мы взлетали прямо над позицией, от которой он уводил нас.
Это был отдельный пулеметчик. Когда мы пролетали над ним, он дал очередь по нашему брюху.
– Сэр, один из ворчунов ранен, – доложил Миллер, бортмеханик.
Ворчун, черный парень, получил пулю в задницу. Я услышал нашего пулеметчика, Симмонса, который орал что-то нечленораздельное в общем шуме.
– Сэр, это брат Симмонса, – сообщил Миллер.
– Пастор-шесть, – я вышел на связь. – У нас раненый на борту. Мы направляемся в медпункт.
– Принял.
Мы приземлились рядом с передвижным армейским хирургическим госпиталем, который доставили на «Сикорских» из зоны «Гольф». Медики подбежали к нам и погрузили солдата на носилки. Симмонс оббежал вертолет с другой стороны и поспешил рядом с носилками весь в слезах. Мы ждали. Несколько минут спустя он вышел наружу, его щеки блестели, но он улыбался.
– Врачи говорят, все будет в порядке. Его отправят домой, – сообщил он бортмеханику.
Эх, легендарное ранение на миллион долларов. Затем я вспомнил, как Симмонс опознал своего второго брата в самом низу кучи тел в Плейку.
Ни братья, ни отцы и сыновья не должны принимать участие в одних и тех же боевых действиях одновременно. Я знал двух людей во Вьетнаме, которые не обязаны были там находиться.
Я поговорил с Симмонсом, когда мы вернулись на полигон.
– Да, сэр, я знаю, – ответил он.
– Так поговори с командиром. Он вытащит тебя отсюда. Ты уже потерял одного брата, второго только что ранили. Хватит с твоей семьи.
Он улыбнулся и сказал:
– Нет, я останусь.
– Почему?
– Кто-то же должен остаться.
Он говорил серьезно. Казалось, что я в кино. Может, он думал точно так же.
Бои переместились из долины возле деревни Бонг Сон на север к узкой долине Ан Лао, которая была окружена высокими горами. Мы приземлились на рисовые поля.
Ворчуны, высыпавшие из «Хьюи», к своему удивлению, увязли в воде, пытаясь добраться до укрытия за тропинкой. Эти поля были коварны. Когда мы приземлялись на них для стоянки, машины просаживались в трясину до самого брюха и намертво застревали. Лиз научил меня правильно взлетать в таких ситуациях еще несколько месяцев тому назад в Долине Счастья.
– Нельзя просто дать газу и выскочить из болота, – объяснял он. – Сперва задери нос, чтобы немного высвободить полозья, затем выровняй машину и медленно дай газу, очень медленно, пока полозья полностью не освободятся. В противном случае один полоз выскочит наружу, а второй останется в болоте. Тогда ты перевернешься и разобьешься.
Реслер, только вернувшийся из увольнительной, летел со мной. Мы приземлились на поле в Ан Лао, чтобы дождаться ворчунов, которые направлялись в зону эвакуации.
Приземлившись, все «Хьюи» превратились в подобие островков в озере из рисовых полей. Мы изнемогали от жары. Воздух от влажности был таким же плотным, как и слякоть под ногами.
Пилоты вертолетов брезговали мочить ноги, прямо как кошки. Не зря же они стали пилотами. Пачкаются ворчуны, но только не пилоты – таковы были правила. Поэтому мы с Реслером перебрались за кресла, уселись в тени на полу грузового отсека и стали копаться в коробках с сухпайками в поисках перекуса.
Когда наш боевой ритм нарушался подобными затишьями, мы иногда спасались, развлекая себя игрой под названием «найди дурака». Иными словами, мы пытались рассмешить друг друга.
– Слушай, как же нам вскипятить воду для кофе? – спросил Реслер.
– Так, дай-ка мне ту банку. Я сделаю горелку.
– Да ну? А кто полезет под сливной клапан?
– Точняк. Ладно, сейчас Миллер все сделает.
– Нет, – ответил Миллер.
– Да заканчивай! Мы должны быть начеку, так ведь? Ты же не хочешь, чтобы мы заснули и опрокинулись? – обхаживал его Реслер.
– Вы не заснете, а я не полезу в это дерьмо за керосином.
Я глянул на Рубенски, который сидел у двери возле своего пулемета.
– Рубенски, ворчуны вроде как любят грязь. Достанешь мне немного топлива?
– Нет. И я не ворчун. Я был ворчуном, но теперь я пулеметчик.
– В чем разница?
– В том, что ворчун полез бы за топливом для тебя, а я не полезу.
– Справедливо.
Я огляделся и заметил баночную горелку, которая полыхала на тропинке возле «Хьюи», стоявшего сбоку от нас.
– Эй, парни, – заорал я. – Поделитесь кофе, а?
– Нагибайся, – прокричал Нэйт.
– Эй, будьте людьми. Я никакой без утреннего кофе.
– Ты и так никакой, Мэйсон.
– Вашу мать, вы достали со своим нытьем. Будет вам сраное топливо.