что это уменьшает шансы. Стоило убедить себя, что ничего не угрожает моим близким, и ошибка была неминуема. Стоило предположить, что ты сильнее, и отрезвляющий ушат был гарантирован с последующим рогом изобилия помоев. Подумав, что тебе самому ничего не грозит, ты подписываешь себе приговор. От этого может удержать только где-то в глубине тебя живущий, но лишь иногда появляющийся страх, в виде всплесков интуиции, и жёсткая самодисциплина, подстёгиваемая ежедневными мотивами и объяснениями самому себе. Вспомним фразу: «Сегодня я умру», – с которой самураи начинали каждый день, и неважно, верили они в это или нет, но так они действительно готовили себя к смерти, а то и стремились к ней в священной службе сюзерену. То есть страх конца был преодолён ещё в зачатии, до возможного его появления, и всё вместе упраздняло возможность ошибки.
Идеальное состояние жизни – со спрятавшимся страхом, которого вы и не чувствуете, но который подсказывает, что затишье или долгое спокойствие – не к добру, и, вместо того, чтобы наслаждаться и успокоиться, вы, напрягая себя, если не предпринимаете, то, по крайней мере, чувствуете необходимость контрмер. Хотя… никого не видите и ничего не слышите. Может быть, потому что пустота – это неизвестность, а нет ничего другого, более тяжело переносимого человеком. И, наоборот, в постоянном, ненадёжном, врождённом, опасном окружении страх отступает дальше – некогда бояться, и совсем невозможно, когда противник уже перед тобой.
* * *
Однажды, когда прошло уже больше года, как моя семья жила на новой квартире, принадлежавшей ранее матери Григория, далеко после происшествия с шурином и его смерти, вдруг позвонила супруга, а было около двух часов ночи, и с плачем рассказала о «налёте» участкового с несколькими милиционерами. Вели они себя вызывающе, были нетрезвы и хамоваты. Один из них позволил себе даже толкнуть её и наорать на ребёнка. Тогда не было ни одной причины относиться к жене и сыну таким образом, пришедшие ничего не могли знать обо мне, а во всём подъезде это была самая спокойная квартира. Их счастье, что через час в опорном пункте никого не было, но, скорее, больше моё! Понятны не случайность происшедшего, тем более, что ни одного вопроса, по сути, задано не было, а весь бардак, устроенный ими, был не для острастки женщины и мальчика, и не ради их унижения, а для воздействия на меня. Как я понял, Гриша почувствовал лишнюю мою свободу в мыслях и суждениях, а также сомнения по поводу нахождения меня в розыске, хотя многословен я не был, напротив, всегда осторожен.
Чьи-то слова или просто предположение, возможно, его жены или водителя, а может, и его чётко действующая интуиция, никогда ему не изменявшая, подсказали ему мои настоящие чувства или хотя бы их возможность. И старый страх за них, Ольгу и Илью, дороже которых у меня пока никого не было, всколыхнул желание обороняться, а обороняться я привык, наступая! Взвесив всё, стало понятно, что сейчас непосредственно что-либо предпринять невозможно, необходимо сделать вид озадаченного и прибегнуть к помощи человека, который всё это задумал, то есть Гусятинскому, и который, наверное, очень ждал моего к нему обращения. Что я и сделал, чуть ли не брызгая слюной, посылая проклятья в сторону угрожавших и обидевших жену и ребёнка, и буквально требуя разрешения на ответную акцию, которую я якобы уже разработал. Чувствовалась радость шефа, не ошибшегося в своём ожидании и гордившегося своим гением, хоть и немного струхнувшего от моей решительности – не переборщил ли? Дав клятвенное заверение, что во всём разберётся сам, он запретил мне рисковать ради такого пустякового вопроса.
Участковые заявились второй раз, но, испугавшись жёсткого отпора со стороны приехавшего в гости отца, пожилого человека, но с боевым прошлым, быстро ретировались. К моему удивлению, это были другие люди, тоже в погонах, но смысл их появления был прежний. Они пригрозили тем, что всё знают, и были таковы. Что всё? На том их визиты и закончились, оставалось только ждать, а ждать я умею.
Тем временем многое менялось, видно, тюремное заключение, хоть и короткое, возымело своё действие, и Григорий решил перебазироваться в Киев. Вряд ли это являлось попыткой захвата новых территорий, скорее, перенесение базы для создания новой, с новым комплектом личного состава, при том, что старый требовалось уничтожить, и начинать нужно было с головы – Пылёвых, они многое знали, на многое были обижены и не получали желаемого. Не буду вдаваться в подробности, они много где описаны, да и не столь интересны. Но Украина не приносила никаких дивидендов, а лишь растраты, суля только их увеличение, причём были они наполовину, так сказать, представительскими. Глава клана позволял себе проигрывать по 10–20 тысяч за ночь в казино и окружал себя всеми самыми фешенебельными и дорогими, на тот период, атрибутами. Из общих денег группировки около миллиона ушло на постройку виллы на Тенерифе – для того времени просто огромная сумма. Бывший «сиделец» ускорился и взмыл над всеми, возомнив о себе, как о великом.
Пылёвы пытались сначала остановить, а впоследствии – хотя бы притормозить этот процесс. Олег даже устроил мнимое покушение на себя, но простреленная машина не произвела на Гусятинского никакого впечатления и, тем более, не испугала. Скорее всего, он догадался о фальшивости преподнесённого ему, и единственным последствием стал грандскандал среди троицы, что закончилось удалением младшего брата и его людей как главу охраны «тела», и постепенным расхождением интересов, уже на виду у всех.
Место начальника безопасности Гриши занял Юра «Усатый» (Бачурин), с «лианозовскими» и «климовскими», что не могло меня не беспокоить. Я понимал, что время «Ч» наступает, причём не приближаясь в ожидании, а именно идя в атаку, которую нужно не отбить, но предупредить своим наступлением. Как мог, готовился, хотя всё для рывка и, в общем, чего угодно, было давно: документы, деньги, оружие, маленький домик в отдалённой губернии и, конечно, машина и связь. Заранее продумал возможность контроля ситуации и получения информации о ней через доверенного человека в окружении Пылёвых. Единственное, что пока было непонятно, как к возможному исчезновению отнесётся моя семья, жена и сын – ведь придётся обрубить их общение с родственниками. И какова будет разлука с девушкой, которая всё больше и больше занимала моё сердце? Но последнее было уже делом выбора охлаждённого рассудка, хотя я нигде ещё не вычитал, как можно остудить пламя пожара, бушующего в душе.
Было какое-то затишье перед бурей. Я лениво, но скрупулёзно искал, а найдя, «выжидал» Сашу «Злого» и «Аксёна»,
