стошнило. Босс очень смеялся. А уж сколько они потом вместе выпотрошили волков! Босс даже брал его на охоту. Одно из лучших воспоминаний детства – ходить с боссом на охоту. Нарочно прятаться, чтобы не увидели жители окрестных деревень. Идти по следу. Целиться. Стрелять.
А потом разделывать.
Отрубать головы и варить их в большом помятом котле, пока мясо не сойдет и не покажется череп. И тогда их жуткие пасти повиснут рядом с остальными на стенах хижины.
Он улыбался при одной мысли об этом.
Вот еще почему хорошо ездить ночью – можно думать часы напролет. Просто держишь руль, а мимо несутся картинки, как кинопленка.
У него даже случался стояк, когда он свысока смотрел на дорогу.
Когда с высоты водительского кресла он видел другие низенькие машины и в них – маленьких людей. Повернуть руль – и раздавишь их всмятку. Конечно, он так не делал, но мысль казалась очень соблазнительной.
Ночью он несся вперед, летел над всем миром и дрочил.
В кабине было все необходимое. И для этого тоже.
Сбоку под рукой бумажные салфетки. Чтобы дрочить на головы мелких людишек. Кончаешь им прямо в морду, а они и не догадываются.
Босс в своем кресле зашевелился.
Он покосился на него – нормально, тот еще спит.
На рассвете он высадит его у дома, боссу надо готовиться к путешествию. Теперь они долго не увидятся.
А сам он останется один и сможет играть в оборотня.
В одиночку выбирать себе жертв. Утаскивать их, кусать. В одиночку наслаждаться их криками, так даже лучше. Эти крики доказывают, что он всесилен. А они покорны. Ему одному.
Он здорово всему научился. Теперь он уверен в себе.
Снимать кожу с двух девок оказалось так здорово! Это босс ему приказал, но в итоге босс оказался прав.
Это как в детстве с волками. Только тут он им головы не сварил.
Вот это обидно, что и говорить.
Босс не хочет, чтобы он забирал трофеи. Говорит, опасно. Единственное, разрешает брать с собой кусок добычи, но только если потом быстро сожрешь. Чтобы не оставлять улик.
Ну теперь-то он сможет делать все, что заблагорассудится! Хранить головы дома! Варить! Вешать на стенку! А почему нет? Босс может идти в жопу.
В любом случае хозяйка возражать не станет.
Вспомнил хозяйку, и стало смешно. Он один в своей большой кабине, весь мир у его ног. Босс посапывал в углу.
Да, в следующий раз никто ему ничего не запретит. Захочет выбрать толстую – и выберет! И потом залезет к ней внутрь, в ее открытое нутро, почувствует влажное тепло ее внутренностей, по нему потечет ее кровь, будет обмывать его всего, словно облизывая жадными языками. Он протиснется внутрь, сожмется изо всех сил, пока не треснут ребра, не хрустнет позвоночник, не лопнет кожа… И станет хорошо. Безопасно.
И снова придя в мир, он будет уже не дитя человеческое, а оборотень! В нем родится зверь! Да! Со следующей он это сделает! Как с первыми!
Взгляд заметил на краю приборной панели женскую заколку для волос.
Он все же сохранил один трофей.
В конце концов, покупают же все эти мудаки-туристы маленькие Эйфелевы башни, чтобы привезти домой сувенир? Может же он сохранить на память хотя бы одну вещь от девушек, к которым приезжал!
Он схватил заколку. Глаз не отвести.
С самого детства, как увидит такую заколку, – жутко интересно.
Они похожи на волчьи пасти.
Сдавил с одного боку – пластиковые челюсти разжались, зубчики щелкнули в темноте кабины.
Клац-клац!
Девчонки обожают волков! Им приятно, когда волк кусает им голову! Иначе зачем они пришпиливают себя этими челюстями?
Все они похотливые сучки. А потом вдруг увидят волка, и никого рядом нет! Хнычут, как маленькие, просят пощадить, пока голос не сорвут.
Он любил эти моменты капитуляции, когда они наконец понимают, что надежды нет. Что власть – у него, что им от него не уйти. И тогда он кусал их – им же это нравилось, – он отгрызал от них куски. Чтобы овладеть ими целиком. Навсегда. Когда они будут у него в животе, им уже не вырваться, не уйти никуда. Их у него внутри уже много. Он никогда больше не будет одинок.
От воспоминаний у него возникло странное чувство.
Он потер промежность: вот-вот встанет.
Он посмотрел на босса.
Нет, не сейчас.
Он еще не один.
Скоро появятся другие возможности.
И тогда он будет выше всех, он будет лететь в своем трейлере, свободный, как ветер, он будет брызгать спермой на головы мелких людишек, запертых в мелочной жизни, в маленьких машинках.
И он найдет себе девку, которая не прочь поиграть с волком.
И на этот раз она будет кричать для него одного.
И чтобы доставить ей полное удовлетворение, он съест ее заживо, а потом возродится оборотнем в ее чреве.
Клац-клац!
44
Дорога через лес напомнила Людивине ее первый визит в «Буа-Ларрис». И странное впечатление от больницы, стоящей вдали от жилья, за каменной стеной и кованой оградой, которые еще больше изолировали постройки, словно то была не больница, а тюрьма. И еще вспомнилась ее разномастная архитектура: тут и старинная усадьба со службами, и массивное современное здание в глубине. Само заведение словно не могло определиться, что оно собой представляет и для чего служит. Родовое гнездо? Место для постыдных экспериментов? Детская больница?
Проехав по дорожке вдоль строений, Людивина заметила, что кровавые метки исчезли, их смыли.
Она подошла к приемной стойке и попросила о встрече с кем-нибудь из руководства. Без предварительного звонка это оказалось невозможным: кто-то в отъезде, у кого-то встречи или совещания.
– Тогда, вероятно, вы сможете помочь, – не сдавалась Людивина. – У меня на руках список имен сотрудников, и я хочу проверить, все ли там есть.
– Относительно лечащего персонала я, пожалуй, смогу вам помочь.
– А как насчет преподавателей?
– Я не так часто их вижу, не работаю с ними напрямую, так что знаю не всех.
Людивина протянула ей списки, и секретарша трижды перечитала их, чтобы убедиться, что никого не забыла.
– Мне кажется, у вас тут все есть.
Женщина-полицейский указала на коридоры и лестницы, которые расходились чуть дальше:
– А кого я могу спросить относительно преподавателей?
– Думаю, кого-то из них. Вам ведь нужны только те, что сейчас числятся в штате?
– А что, они часто меняются?
– Каждый год по-разному, но в настоящий момент тут все довольно стабильно.
Людивине и в голову не приходило, что кто-то мог работать
