class="p1">— Эй! — подойдя к двери, пнул ее. — Руки-то мне развяжите! Эй! Слышите там?
— Не серчай, боярин, указаний не было, — ответил сквозь толстые доски глухой голос.
— Охренели! — от злости хотелось начать пинать сладко храпящего Евлампия. Однако вовремя сообразил, что если он проснется, то сам легко отметелит связанного меня. Потому я всего лишь немного попинал бревенчатую стену, отнесшуюся к моему психозу с молчаливым презрением.
Немного остыв, я кое как ногами расстелил на соломе валяющийся тулуп и попытался лечь на нем поудобнее насколько это позволяли связанные за спиной руки. Но тут снова послышались голоса, двери отворились, и с масляным светильником в руке появился Савелий. В другой руке он держал кувшин.
— Воду принес, — сообщил старшина, поставил кувшин и освободил меня от пут. После чего достал из-за пазухи завернутые в тряпицу полкаравая хлеба и кусочек сала эдак на полкило. Прежде чем снова уйти, передал наказ княжеского денщика охранять жизнь Евлампия Савина. Мол, от его жизни напрямую зависит моя.
Вот и что это за денщик такой у Светлейшего? Денщик в моем понимании, это не имеющий права голоса слуга на побегушках… А этот Алексашка ведет себя так, будто он сам и есть князь. Ну да ладно… Стерплю… Главное, чтобы помог мне из этой дерьмовой ситуации выбраться. В принципе он прав. Если Залесский возвел на меня напраслину, то только свидетельствование Савина может уличить этого тайного врага. Но и сам Меньшиков мог бы замолвить за меня словечко. Неужели князь доверяет ему меньше, чем какому-то Залесскому?
Вдоволь напившись, я закутался в тулуп. Сало есть не стал. Какой тут аппетит посреди ночи в холодном сарае…
Разбудил меня непонятный шум снаружи. Слышалось много голосов. Среди них явно возбужденный голос Волобуева. Опять что ли что-то случилось…
В противоположном углу завозился Евлампий.
— Уф… Во рту сухо, как после хорошей пьянки, — прохрипел он. — Нешто вино такое крепкое было… Эй, Дмитрий, спишь?
— Сплю, — отозвался я.
— Ну спи, — не стал возражать Евлампий. Поднявшись, он подошел к дверям и постучал в нее. — Эй, дайте водицы напиться, не то помру!
Снаружи не отозвались. Там по-прежнему о чем-то возбужденно переговаривались. Теперь мне послышался и голос Алексашки.
Я нащупал в темноте кувшин, сделал глоток воды и окликнул сокамерника:
— Чего орешь? На попей, если хочешь.
Тот без лишних слов выхватил сосуд и приложился к нему, шумно и жадно глотая холодную воду. Интересно, с чего у него такой сушняк? С вина, или с того снотворного, что подсыпали? Вспомнилась моя первая ночь в этом мире. Тогда я тоже проснулся от жуткого сушняка… Но я тогда и вина употребил кувшина три таких, наверное…
Мои размышления прервал скрежет засова. Дверь распахнулась, и мрак карцера отступил перед еще бледным утренним светом.
— Выходи, Дмитрий, — позвал вошедший сотник. — Закончилось твое заточение.
— А я? — вопросил Савин, продолжая держать кувшин.
— А ты погодь.
Снова белая полоса
Пока я отогревался в жарко натопленном помещении и уплетал утренние расстягаи с рыбой, запивая их квасом, присевший рядом Алексашка поведал о причине моего освобождения. Оказалось, ночью, никого, не поставив в известность, ускакали, а по сути практически сбежали, подручные Боярина Залесского. Первыми и- отсутствие заметили сопровождавшие их гвардейцы. Их старшина доложил об этом Волобуеву, ибо сам не знал, что предпринять. Мальчишка конюшенный рассказал, что видел, как Мартын с Прохором еще до рассвета выходили, уводя в поводу по два коня. Похоже сейчас они мчатся во весь опор, дабы поставить в известность своего босса о неудавшейся интриге и наличии у нас опасного свидетеля.
— Так, а чего же мы медлим? — удивился я.
— Нам их все равно не догнать, — пожал плечами денщик Светлейшего. — Ну да ничего, разберемся. Для Петра Александровича мое слово весомее будет слова энтих татей.
Немного погодя к трапезе присоединились Волобуев с десятниками и Девлет. Рядовые казаки завтракали отдельно, там же где и ночевали. Надо полагать, в этих ямах были гостиничные постройки разного класса. Мы, понятно, располагались в самых комфортабельных номерах… М-да… Мы… Уж я-то провел ночь в практически в президентском люксе…
С раздражением посмотрел на чавкающего крымского принца. Тот не откусывал от расстегая, а отламывал крошащиеся куски и засовывал в рот. Причем буквально запихивал их пальцами еще до того, как был пережеван предыдущий кусок. Таким образом рот его был постоянно набит под завязку, и из него на стол вываливались куски пирога и рыбы. Так же руками Девлет ел и каши на предыдущих остановках. Алексашка пытался приручить сына степей к ложке, дабы тот не выглядел таким дикарем, когда предстанет перед князем. Девлет честно пытался загребать варево непривычным способом, но держал ложку так, что-то размазывал кашу по губам, то вовсе тыкался в нее носом. В конце концов он приспособился черпать ложкой, а потом соскребать с нее пальцами в рот. Казаки первое время лишь неопределенно хмыкали, глядя на дикого пленника, а потом и вовсе перестали обращать на него внимание. Никого не удивлял и тот факт, что крымчак с удовольствием уминал выловленные пальцами же из каши куски вареного сала. А, впрочем, кто их знает, кочевников этой реальности. Может у них в степях пасутся не стада коров, а стада свиней… Но уточнить сей момент мне было недосуг. Многих нюансов данного мира я еще не знал. Да и времени осваиваться и познавать особо не было.
Вот все поели, и десятники ушли готовить полусотню к выходу. Волобуев послал прислугу поторопить Алену Митрофановну.
Алена всегда трапезничала отдельно. Ямская прислуга носила ей еду в номер. Мне подумалось, что она вероятно и не знает, что меня успели арестовать, продержать ночь в холодном сарае и выпустить на свободу…
И вот сейчас, когда все бодрые собрались в путь, меня, отогревшегося и сытого, вдруг нестерпимо потянуло в сон. Я уже клевал носом, клоня голову к столу. Дружеский шлепок в плечо от Волобуева едва не сбросил меня с лавки.
— Пора в дорогу, Дмитрий, — нахлобучивая на свои рыжие кудри мохнатую шапку, подмигнул он мне.
Я с трудом поднялся. Но обращенная ко мне светлая улыбка появившейся Алены взбодрила и заставила подтянуться.
И снова монотонный путь. Ночевки на ямских станциях чередовались с постоялыми дворами встречающихся на пути городов и городков. Я иной раз пытался узнать, в какой местности мы находимся. Ведь наш путь должен пролегать через Орел и Тулу. Но кто знает, как в это время, да и в этом мире выглядят эти города. Да и есть ли они. Но кого-то