Вопрос я не слышала, но в ответ девица так громко крикнула «Ада», что все стало вполне очевидно.
У милашки Ады сахарные ножки.
У милашки Ады сахарные ножки.
У милашки Ады бровки будто смоль.
Очень жаль, что Ада говорит «уволь».
Диксон игриво подмигнул Аде, та зарделась, а он уже обратился к ее соседке.
А у крошки Салли золотые кудри
А у крошки Салли золотые кудри.
А у крошки Салли нежная душа.
Но и с ней мне тоже не светит ни шиша.
Игра стала ясна. Каждая девушка за столом ( я, как «сестрица», понятно, не в счет) по очереди называла свое имя и получала в свою честь разухабистый куплет, конец которого сопровождался взрывами хохота и улюлюканьем.
У малышки Рози тоненькая талья
У малышки Рози тоненькая талья
У малышки Рози щечки как рассвет.
Рози, кстати, тоже говорит мне «нет».
Последней свое имя назвала девица, весь вечер жмущаяся к свежеиспеченному артисту.
У красотки Пэгги губы ярче клюквы
У красотки Пэгги …
«Вместо носа брюква», — подсказала я громко. Эта Пэгги мне совершенно не нравилась. На лице Диксона, который не мог не слышать моего комментария, расцвела шальная улыбка
У красотки Пэгги мягкая кровать.
Может и удастся ягодку сорвать.
И с последним аккордом он привлек девицу поближе к себе (надо сказать, сделать это было довольно сложно, но он справился) и на несколько мгновений буквально впился губами в ее приоткрытый от удивления ротик.
Выступление имело феноменальный успех. Почтенная публика хлопала в ладоши, топала ногами и одобрительно свистела. Пэгги, не ожидавшая такого напора, хлопала глазами, приходя в себя. Диксон же между тем спокойно передал гитару, театрально раскланялся и объявил:
— Благодарю, а теперь позвольте откланяться, ребенку пора домой, — и он строго посмотрел мне в глаза.
— Я не ребенок, — заявила, когда мы вышли на ночную улицу.
— Да-да, еще ножкой топни и покапризничай, так я точно в это поверю, — «братец» предложил мне локоть, который я с благодарностью приняла. — Ну что, довольна своей выходкой?
— Да! Я и не знала, что ты так здорово играешь!
— О да, я тоже не подозревал в тебе такой кладезь талантов.
— Это ты еще не видел нашего с Лиззи танца демонов из Бездны. Мы для него сами костюмы сшили из черных мебельных чехлов от пыли.
— Произвели фурор?
— Еще бы. Особенно после нашей тайной ночной репетиции в столовой, куда неожиданно заявилась наша экономка. Пришлось две недели на кухне мыть посуду, — деланно вздыхала я под заразительный, заставляющий улыбаться до ушей, смех Эверта.
С этого вечера наметившийся было ледок между нами треснул,и все снова стало хорошо.
Это настораживало. Потому что за всеми этими простыми радостями и хлопотами, я стала уже забывать о самой причине того, что мы здесь. Раз-другой я ловила себя на приятных размышлениях о том, где мне искать работу после того, как мэм Вудс снова сможет исполнять свои обязанности в полном объеме, что надо бы выучиться на законника, а еще, что, если все так и пойдет дальше, Эверт сможет получить повышение.. Ловила и вздрагивала. Легко было поверить, что так и будет. А вот воспоминание о том, что эта жизнь — ненастоящая, ширма, взятая напрокат, доставляло боль. А забывать об этом не стоило. Искать меня не перестали, мятежники, судя по заметкам в газетах и слухам, набирают силу, и странная, зловещая клятва все еще связывает наши жизни с жизнями еще троих неизвестных людей.
Не давали окончательно забыться и заиграться и сны. Они стали приходить чаще. Все тот же калейдоскоп из знакомых обрывков воспоминаний Матильды. Теперь они повторялись, стоило только закрыть глаза. Назойливо, даже навязчиво. Снова и снова. Порой я просыпалась с головной болью от этого мельтешения.
А вот о родных я вспоминала реже. Ощущение постоянной вины перед ними уступило место точечным уколам, когда на глаза мне попадалось объявление с моей карточкой или еще что-то внешнее напоминало мне о себе. Тогда ледяная иголочка вонзалась в сердце, и дыхание на миг замирало. Но мгновение проходило, острие истаивало, и сердечко снова стучало, как ему и положено.
Еще одной занозой в мягкой лапе безмятежной жизни неожиданно стал тот самый Орден Магии, о котором говорили в таверне приятели Диксона. Из очередного сборища агрессивных фанатиков, каким он представлялся ранее, он неожиданно превратился в хорошо организованную организацию, умудряющуюся проворачивать масштабные дела и тем самым осложнять работу Магконтроля. То тут, то там перешептывались о нападении на очередного чиновника или о том, что «раскрыта небольшая ячейка Ордена, возглавлял которую, кто бы вы думали, мэтр такой-то, не последний человек в обществе, и вообще не маг». Я нервничала, не сколько не сомневаясь, что именно про этих самых заговорщиков и говорил мне Лестер. Разумеется, я собиралась держаться от них подальше. Знать бы только еще, собственно, от кого. Однажды я даже у миста Муна поинтересовалась:
— Как вы думаете, кто стоит за Орденом Магии?
Законник нехотя оторвал свой взгляд от очередного договора и недовольно посмотрел на меня.
— Тщеславные идиоты, — без промедления ответил он, — считающие, что закон писан не для них.
— Ну, они считают, что спасают магию, — пожала я плечами.
— От кого? — ехидно спросил мист Мун, и когда я не смогла ответить, тут же сменил тему. — Ну-ка, мисси Язык-без-костей, кончай болтать про разные глупости и сделай-ко мне еще отвару.
А чтобы я и впредь не отвлекалась на подобные темы, мой начальник так завалил меня работой, что к вечеру у меня осталось только одно желание: добраться до дома и сразу лечь спать. Мечтая об этом, я закрыла за собой дверь конторы и быстрым шагом пошла навстречу своей грезе.
Я успела пройти пару кварталов, когда внезапно чья-то рука жестко сжала мою чуть выше локтя, в спину несильно, но ощутимо ткнулось что-то острое, и сиплый мужской голос тихо пошептал на ухо:
— Тихо, не дергайтесь, мы с вами просто гуляем, не так ли, мистресс Дженкинс?
Глава 20
В первый момент я впала в ступор от всей этой ситуации.. Мысль «грабители» пронеслась молнией в голове и лишь чуть позже до меня дошел весь ужас сказанного: откуда он знает мое настоящее имя? Нет-нет-нет, ни в коем случае нельзя признаваться. Кем бы он не был, он не может знать наверняка, что я — это
