в воздухе. Кстати, не самый приятный, надо бы это дело поправить! Но позже, позже.
— Тань, а пожрать дома есть что-нибудь?
— На плите, в кастрюле посмотри, — донеслось из комнаты сквозь шелест разворачиваемых свертков и треск рвущейся оберточной бумаги. — И салат еще овощной в холодильнике. Руки только помой!
— Понял, — Данила скинул туфли, влез в тапки, снял пиджак и небрежно повесил его на крючок. — Руки, так руки.
— Дань, чуть не забыла, — стих шум в комнате. — Тебе какой-то Шориков недавно звонил. Я ответила, что ты еще не приехал. Сказал, что скоро еще позвонит. Или заедет — я не поняла, слышно было не очень хорошо.
Мельник замер. Интересно, товарищ майор уже получил доклад от прикрепленного комитетчика? Скорее всего, да. И что же теперь будет?
— Давно он звонил?
— Что? А, нет, минут двадцать назад. Ой, Данька, а это что за коробка? Тоже мне?
— Которая? — заглянул в комнату юноша. — А, да, тоже тебе.
— Что это? — подруга нетерпеливо рванула упаковочные ленты. — Ох, вот это платье! — Фоминцева вскочила с тахты и приложила обновку. — Девчонки умрут от зависти! Только…слушай, а оно не слишком короткое?
Примерно вот такое. Коллекция, правда, 1968 года. Лондон. Пикадилли
— Нормальное, — решительно сказал Мельник. — И вообще, прятать твои ноги — это уголовное преступление! Да, там еще духи отдельно упакованы. Только, уж извини, французские, а не английские. И еще какой-то набор: тени-шмени и прочая ваша лабуда.
— Дань, — девушка испуганно прижала руку ко рту. — Но ведь все это безумно дорого. Откуда ты взял столько денег?
— Что? Деньги? А, не волнуйся, банк не ограбил.
— Мельник, я серьезно!
— Знаешь, у ирландцев есть один классный парень — Джордж Бест. Так получилось, что мы с ним нашли общий язык, и он на прощанье подарил мне всю эту роскошь. Точнее, даже не он сам, а его жена. Он ведь, оказывается, женился недавно. И теперь супруга пытается за ним уследить, ездит повсюду. Наивная, конечно. Но, не суть. Так вот, я его к ней в отель привез и сдал с рук на руки. А на следующий день она вдруг примчалась в аэропорт и мне перед отлетом в качестве «спасибо» приволокла всю эту тряхомудрию. Я еще удивлялся, чего она прицепилась, как репей, и выспрашивает: есть ли у меня девушка, какой у нее рост, фигура и все такое.
— А почему ты его вез? — подозрительно спросила Татьяна. — Что, он сам не мог доехать?
— Не-а, — засмеялся Мельник. — Он на спор бутылку водки усосал и пришел в состояние нестояния.
— С тобой? — ужаснулась Фоминцева. — Ты ведь не пьешь?
— С Шестерневым.
— Читала я про этого Беста, — задумалась девушка. — У нас в газетах писали, что он гуляка, бабник и пьяница.
— А еще он очень классный игрок, — вздохнул Данила. — Жаль, что талант свой гробит почем зря. По-хорошему, его бы закодировать, подлечить, да мозги малость вправить — цены бы не было.
— Ой, да вы все одинаковые! — фыркнула насмешливо Таня. — Только у нас это выпячивать не принято, а за границей ваш брат-футболист еще и гордится тем, сколько выпил. Видала я на сборах и соревнованиях, как вы себя ведете. Что, скажешь — вру?
— Всякое бывает, — пожал плечами Мельник. — И жук свистит, и бык летает. О, кстати, ты с вон тем пакетом поаккуратнее — там пластинки.
— Что-то интересное купил? — у девушки загорелись глаза.
— Есть кое-что, — согласно кивнул Данила. — «Rubber Soul» Битлов и Led Zeppelin. И еще The Stooges — разухабистые хлопчики. Ну и мимо The Doors пройти не мог, свежак. Правда, пришлось у ребят занимать, а то мои командировочный фюить! Приказали долго жить, в общем.
— Надо же, — с уважением взглянула на него Фоминцева. — Ты прям знаток.
— Кстати, — вспомнил Мельник. — Представляешь, мне Бест под большим секретом проболтался, что Битлз вот-вот распадется!
— Врешь!
— Зуб даю! Он с ними на короткой ноге и кухню их внутреннюю знает, как свои пять пальцев. Говорил, что Леннон с Маккартни разругались вдрызг, хотели уже в этом году разойтись, но решили потерпеть до выхода нового альбома. Только ты никому, поняла!
— Ничего себе!
— Вот-вот. — В это время заливисто пропел звонок входной двери. — Ох, кого там еще черт принес⁈
Черт принес майора Шорикова. Кагэбешник довольно бесцеремонно вошел в квартиру, зыркнул недовольно на замершую посреди комнаты Танюху, и, не спрашивая разрешения, закрыл дверь.
— Пошли, что ли, на кухню, — буркнул он мрачно. — Не при пигалице же твоей серьезные разговоры вести?
— Так пригласили бы к себе, там и пообщались бы, — дерзко заметил Данила. — Спокойно и без лишних ушей.
— Я сам решу, где и с кем мне разговаривать, — веско сказал чекист. — Заруби себе это на носу.
— Добро, — кивнул юноша. — Только, уж не обессудьте, я попутно с беседой, себе пожрать что-нибудь наложу, а то после дороги голодный, как собака.
— Хозяин-барин, — равнодушно ответил Шориков. — Чаем угостишь?
Мельник молча прошел на кухню, налил и поставил на плиту чайник. Зажег газ и загремел тарелками и кастрюлями.
— О, капустка тушеная! — довольно потер он руки. — Сейчас мы ее с салатиком! Точно не хотите?
— Сам свою травку жри, — поморщился майор. — Я, знаешь ли, мясо больше уважаю. На худой конец, сосиски с котлетами.
— Как знаете, два раза предлагать не буду. — Данила сходил в ванную, сполоснул руки, и уселся за стол, вооружившись вилкой.
— В общем так, друг ситный, — комитетчик лениво отщипнул кусочек от лежащего на тарелке куска хлеба и закинул себе в рот. — В Белфасте ты нам помог. Поэтому, будем считать, что часть своих долгов закрыл.
— Часть? — саркастически поднял бровь Мельник. — Это что же, мне еще предстоит на вас вкалывать?
— Ну а как ты думал? — развеселился Шориков. — Нашему ведомству отказывать не принято.
— А что, если я товарищу Щелокову поплачусь, что некие нехорошие люди пытаются меня подставить под грандиозный международный скандал? — сказал
