воинских структур — ив первую очередь израильских — из Ливана.
Однако Арафат отказался покинуть Бейрут, и с каждым днем он все активнее использовал западные средства массовой информации в своих интересах. Он регулярно появлялся на экранах, и его выступления сопровождались кадрами убитых палестинских детей и горящих палестинских домов. «Осада Бейрута превратила его, в глазах миллионов телезрителей всего мира, в героического лидера палестинского народа»[572]. Осада, продолжавшаяся и в августе, нанесла существенный ущерб репутации еврейского государства — равно как и его премьер-министра. Бегин вошел в Ливан с тем, чтобы устранить палестинскую угрозу северу Израиля. На деле же сложилось так, что впервые мировое общественное мнение начало всерьез воспринимать «трудные обстоятельства» палестинцев.
Тем не менее, несмотря на всяческую поддержку средств массовой информации, Арафат и ООП не в состоянии были противостоять огневой мощи израильской армии. Израильские ВВС начали постоянно бомбить лагеря палестинских беженцев к юго-западу от Бейрута, которые стали базами для палестинских боевиков. Международное общественное мнение подвергало осуждению каждый авианалет, но действия израильских вооруженных сил не прекращались. К 12 августа Арафат согласился уйти из Ливана.
Арафат был вынужден уйти из Иордании в 1971 году, и вот теперь, в результате проводимой по инициативе Бегина операции «Мир Галилее», ему приходилось оставить Ливан. За период 21–30 августа порядка девяти тысяч боевиков ООП (и еще шесть тысяч сирийских солдат) были выдворены из города. Арафат в сопровождении охраны отправился морем в Тунис[573]. Шарону (и, возможно, Бегину) удалось обратить, казалось бы, неминуемую катастрофу в победу. С уходом Арафата у граждан Израиля появилась надежда на спокойную жизнь. Бегин давно уже называл ведущиеся военные действия «войной самосохранения» и никогда не отступался от этого[574]. В августе 1982 года появились основания считать, что в результате военных действий поставленная цель была достигнута; оптимистически выглядело и намерение Башира Жмайеля, избранного президентом Ливана, подписать исторический мирный договор с Израилем.
Однако все действия израильтян в Ливане с самого начала шли не по намеченному пути, и конец войны не стал исключением. Менее чем через месяц после ухода Арафата из Бейрута, 14 сентября 1982 года, сирийцы устроили теракт в фалангистском квартале Бейрута. Погибло 27 человек, и в их числе Башир Жмайель, который через девять дней должен был вступить в должность президента Ливана. Не стало единственного союзника Израиля в этой раздираемой войною стране, и Израиль утратил свою «великую ливанскую мечту» на мир.
И весь стратегический замысел Бегина начал рушиться.
Опасаясь, что ливанские христиане начнут мстить за своего погибшего лидера, Бегин дал указание Шарону занять стратегическую позицию в Западном Бейруте. Однако Шарон и начальник Генштаба Эйтан пошли дальше. В складывающихся обстоятельствах Шарон увидел возможность захватить, до прибытия международных сил, лагеря палестинских беженцев в юго-западном пригороде Бейрута, откуда еще не вышли боевики ООП. Тем самым он рассчитывал раз и навсегда избавиться от террористической угрозы.
Шарон представил на рассмотрение правительства свой план относительно лагеря беженцев Сабра (он ничего не сказал о втором лагере, Шатила), подчеркнув при этом, что фалангисты, стремящиеся отомстить за гибель Жмайеля, «смогут действовать „своими методами“ и что израильтяне не будут участвовать в боях в Бейруте»[575]. Вечером 16 сентября части Армии обороны Израиля взяли под охрану внешние границы лагерей Сабра и Шатила, и под наблюдением израильских военных фалангисты вошли в оба лагеря.
Через два дня, вечером первого дня Рош ѓа-Шана, еврейского Нового года, Менахем Бегин включил радио, чтобы послушать последние известия по Би-би-си. И, как в ситуациях с взрывом гостиницы «Царь Давид» и с «Альталеной», он узнал обо всем происшедшем от британских дикторов — а не от своих подчиненных. Бегин до того момента не знал, что на протяжении предыдущих дней в лагерях шли жестокие бои. Когда христиане-фалангисты вошли 16 сентября на территорию лагерей, боевики ООП встретили их сильным огнем. Однако христиане быстро подавили сопротивление, а затем открыли огонь и по невооруженным беженцам. На протяжении трех дней фалангисты убивали всех попадавшихся им палестинцев, среди которых было немало ливанских шиитов. Когда бои прекратились, «группы молодых людей 20–30 лет, со связанными руками и ногами, были поставлены к стенам домов и расстреляны из пулеметов, в стиле гангстерских войн»[576]. В общей сложности было убито не менее 800 гражданских лиц[577].
На следующий день, во второй вечер Рош ѓа-Шана, Шарону позвонили начальник Генерального штаба Эйтан, дежурный офицер министерства обороны и израильский телевизионный журналист и сообщили, что фалангисты нападали на гражданских лиц, но что сейчас им было велено покинуть пределы лагерей. «Они зашли слишком далеко», — заметил Эйтан[578]. Шарон не сообщил премьер-министру ничего. Лишь следующим вечером, из сообщений Би-би-си, Бегин узнал о случившемся. Утром, по пути в синагогу, Бегин обсудил происшедшее с Иеѓудой Авнером. Несомненно, он еще не представлял всей серьезности событий — ни в плане общечеловеческом, ни с точки зрения последствий, грозящих репутации Израиля и его личной репутации. Он спросил Авнера на идише: «Ты слыхал такое? Христиане убивают мусульман, а гои обвиняют во всем евреев… Ничего удивительного в том, что иностранные средства массовой информации сваливают всю вину на нас… Вот почему нам следует проявлять твердость и ни в чем не оправдываться. Следует постоянно напоминать им о том, что их газеты ни слова не говорили, когда гибли шесть миллионов наших братьев. Никто не оказывал давления на свое правительство с требованием спасти хотя бы одного еврейского ребенка. Так что меня не удивляет их лицемерие. Гои убивают гоев, а вину сваливают на евреев»[579].
Однако многие израильтяне выразили несогласие с этой фразой: «Гои убивают гоев, а вину сваливают на евреев». Армия обороны оказалась причастной к жестокой резне в лагерях Сабра и Шатила, и Израиль не мог полностью уклониться от ответственности.
Пока премьер-министр молился в Большой синагоге Иерусалима, у выхода собралась толпа демонстрантов. Несмотря на возражения своей охраны, Бегин решил встретиться с протестующими: «Я не намерен тайком выбираться отсюда. Выйду тем же путем, что и вошел, через главный вход, не важно, есть там демонстранты или нет». Иеѓуда Авнер вспоминает эти неприятные минуты: «Как только премьер-министр вышел во двор синагоги, собравшиеся бросились к нему. Со стиснутыми кулаками они плевали в его сторону и кричали: „Убийца!“ оскорбляя святость субботнего дня. Обеспокоенные полицейские и охрана оттесняли вопящую толпу, пинками и локтями расчищая для нас проход, тогда как стая репортеров фотографировала весь этот ад»[580].
Некоторые из собравшихся поднимали над головами плакаты: «Бейрут —
