А потом все произошло так быстро, что ни вожди в императорской ложе, ни герольды, ни жадная до зрелищ публика не смогли понять, что же случилось. Отчего-то всем показалось, что инь-чианин потерял копье, оно взлетело высоко над головами, и Даритель ударил, прямо, мощно, красиво до судорог, но точно сам наткнулся на стену и вылетел из седла, а варвар поскакал себе дальше, с разгону посылая копье в покрытый трещинами щит противника. Пока соображали, откуда он вытащил копье, следили, как падает насквозь пробитый щит, проклятый варвар успел повернуть свою лошаденку, подскакал к опрокинутому в песок Дарителю и приставил к шее рыцаря внушительный двуручник.
Император тотчас остановил поединок и, после кивка Диксота, следившего за духом и буквой закона, признал инь-чианина победителем.
Эрей был полностью согласен с Гласом: хотя побратим позволил себе вольности, коих и так достаточно скопилось за историю турнира, победа была чистой, по правилам просвещенного Ю-Чиня. Просто схватка была неравна. Слишком мало знавали в светотени приемов, способных выбить из седла грозного варвара, и щит ему скорее мешал, чем защищал могучий торс, и копье служило досадной помехой. Оттого и подкинул он копьецо, чтоб перехватить под самую пику, и, когда Даритель, неосторожно и неумно позволивший себе прямой удар, едва не сломал руку, столкнувшись с каменным идолом вместо человека, и скривился от боли, и отшатнулся, освобождая кисть, – Викард ударил сам, скорее рукой, чем оружием, по варварской привычке доверяя кулаку. Острие копья коснулось щита в точке, предписанной кодексом правил, дальше в ход пошло плечо, неукротимым рычагом выталкивая недруга, снимая из седла вместе с лопнувшими стременами, выкидывая на песок ристалища.
– Боже Ушедший! – потрясенно прошептал Варт Даго-и-Нор.
– Ну вот, подразмялся малыш, – довольно хмыкнул Ральт Рваный Щит, – поглумился над ю-чинянином. Теперь, помолясь, возьмемся за дальнего родича. Ибо, как шепчет мне сердце, – повернулся он к побелевшему Варту, – исходим мы от единых корней во славу Господа и Эттиввы!
И в самом деле: Викард, не обращая внимания на приветственный, ликующий гул толпы, не дожидаясь, пока ристалище покинет Даритель, прихватил свежее копье и лихо скинул щит Эмберли Даго-и-Нора. Сердце варвара радовалось битве, и на открытом лице светилось неподдельное счастье, еще больше заводившее толпу.
– Берсерк, Берсерк! – вопили горожане, мешаясь со знатью, неведомо откуда вынув это прозвище и превратив его в воинственный клич.
– Ваш побратим, похоже, не отличается ни аккуратностью, ни вежливостью! – вскричал Варт, указывая магу на сбитый щит.
– На этот раз он обошелся без царапин, – пожал плечами Эрей.
Эмберли Даго-и-Нор успел подготовиться к поединку; более того, наблюдая за Дарителем, он сделал выводы и принял к сведенью его ошибки. Он признал в варваре великого мастера и к поединку подошел, как к битве с равным.
Впрочем, начало поединка, торжественно возвещенное герольдами, Эрей не увидел. Как раз в этот миг один из пажей Императора подобрался вплотную к трону и сунул в руку мага сложенный вчетверо лист бумаги. Прошептав охранное заклятье, Эрей вскрыл записку и позволил себе жест удивления.
В записке значилось:
«Ни в коем случае не отпускайте Линара. Пусть останется при государе гостем ли, пленником, братом любимым, но будет под надзором, в Столице, лучше всего в подземелье. И храни нас Единый Бог!»
Подписи не было, но маг и без нее узнал руку Лорейны.
Дождавшись, когда противники на ристалище разъедутся менять сломанные копья, маг протянул записку Императору.
Рад небрежно пробежал ее глазами, дернул бровью и вернул с выражением равнодушия и скуки на лице. Потом неторопливо кивнул.
Маг оглядел императорскую ложу, интересуясь реакцией. Но все взгляды были прикованы к арене. Варт Даго-и-Нор шумно дышал, точно вынырнувший на поверхность пловец, Рваный Щит подшучивал над ним и сулил многие беды за хулу на Скалистый остров. Похоже, что Эмберли просто чудом остался в седле, об этом говорили и испуганные глазищи Рандиры. Линар же был настолько безучастен к творимому на арене, что казался другим человеком, незнакомым, чужим. Чувствовалось, что опротивели ему и турнир, и кресло в императорской ложе, и собственная незавидная роль. Душа принца рвалась на простор, стремилась сотрясать основы Империи и мира, но была обречена на бездействие.
Между тем герольды протрубили сигнал, и витязи вновь сошлись. Маг заметил, что Эмберли Даго-и-Нор стремится не столько выиграть, сколько усидеть в седле, не поддаться на козни богатого уловками Викарда. Похоже было, что молодой селт мечтал свести поединок к бою на мечах.
Викард точно подслушал его мысли и, сломав очередное копье, во всеуслышанье предложил молодому Даго-и-Нору сразу перейти к пешим забавам. Толпа обиженно загалдела, завыла, но мощный бас инь-чианина мигом утихомирил самых буйных, охочих до крови зрителей:
– Становится скучно! – гаркнул богатырь во всю силу могучих легких. – Не пожалеете, клянусь Эттиввой! Зачем лошадок зазря гонять?
Маршалы турнира могли пресечь самодеятельность Викарда на корню, воззвав через герольдов к Императору, но противник инь-чианина был не против. В пику варвару Даго-и-Нор запросил небольшой отдых, что было даровано ему ввиду ситуации, выходящей за страницы турнирного кодекса.
Пользуясь передышкой, Эмберли удалился в шатер и, сменив пропитавшуюся потом рубаху, натянул кольчужку, усиленную оплечьем, но легкую, струящуюся, точно шелковый платок, богато украшенную чеканкой и филигранью. Поразмыслив, он оставил поножи, похоже, не слишком доверяя варварской манере вести поединок, подогнал покореженный копьем шлем, с которого снял кавалерийский плюмаж. Надежно примотав темляк, селт вышел на воздух и закрутил рукой, разминая уставшую кисть, готовясь к новым подвигам во славу Сельты и государыни Рандиры, теряя меч и заставляя рукоять вернуться в ладонь, точно сокола на перчатку.
Викард тем временем обстоятельно занялся крапчатой.
Он лично проводил взмыленную кобылу в тень навеса, неторопливо снял с нее лишний груз доспехов, пожурил за неповоротливость, но, к вящему восторгу публики, наградил морковкой, извлеченной из шлема. Он не готовился, не разминался, стоял себе в тенечке, хрустел второй морковкой не хуже крапчатой и в ус не дул. Такое безразличие впечатляло народ едва ли не сильнее приготовлений Даго-и-Нора.
Наконец, они снова сошлись, и тут же произошла очередная заминка. Едва громадный Викард буквально навис над изящным Даго, маршалы поспешили остановить поединок и воззвали к суду Императора. Рад не без интереса выслушал новую проблему и призадумался.
Выяснилось, что инь-чианин отказался менять любимый двуручник на более легкий меч, и рядом с ним полуторный меч Даго-и-Нора казался детской игрушкой. Богатырь и так имел немалое преимущество в росте и силе, поэтому длина меча могла заметно повлиять на исход поединка. Маршалы турнира отказывались брать на себя ответственность.
